Делается открытие
Шрифт:
Здоровые, румяные, молодые и все разные. На правом фланге долговязый жилистый, рядом с ним богатырь - тяжеловес, косая сажень в плечах, на левом - маленькие, подвижные, улыбчивые.
В космонавты брали сначала только летчиков. Естественно: там полет и тут полет. Нужны были быстрые, активные, с хорошей реакцией, крепкие люди. Для темпонавтики важнее была выносливость, привычка работать в непривычных условиях. В группе собраны были подводники, водолазы, шахтеры, металлурги. Подводники - малогабаритные,
Но кто из них самый надежный?
"Одиннадцать неизвестных в одном уравнении", - подумал Гурьянов.
– Разрешите продолжать подготовку?
– спросил инструктор.
А день был такой веселый - март, весна света. Солнце грело щеки, уже горячее, хотя и не способное растопить снега. И небо было голубое, и снега ярко-голубые, исчерченные голубой лыжней, уходившей за бугор к синим сопкам. Так манила даль, так хотелось, взмахнув палками, пуститься во весь опор к горизонту.
– Продолжайте подготовку, - сказал Гурьянов.
– Я сам поведу их, без вас. Где намечена ночевка?
И, повернувшись, услышал, как курчавый левофланговый говорил:
– Ребята, передайте по цепочке; не нажимать чересчур. Не надо обгонять, старик обидится.
Он не подозревал, что их поведет мастер спорта.
И Гурьянов "выдал темп". Палки так и мелькали, лыжи славно стучали по лыжне. И день был безветренный, а лицо обжигало. Лыжники сами мчались как ветер. Одиннадцать сразу растянулись по лыжне. Только долговязые не отставали, да еще маленький кучерявый подводник. А грузные вскоре оказались в хвосте, на всех поворотах сбивались, проваливались в снег.
Впрочем, Гурьянов знал, что в конце концов молодость возьмет свое. Мастерство мастерством, а сердце уже не то, что у двадцатилетних. Было бы сердце прежнее, сам себя послал бы на испытание. И он повел команду к оврагам. Там надо было нырять между стволов. Умение решало, а не сила.
И переоценил ведомых. Вошел в азарт, выбрал слишком трудную трассу. Конечно, все кинулись вслед, спеша, опасаясь отстать. И тут послышался треск: самый грузный сломал лыжу. С другим было хуже - ударился плечом. Пришлось отправить обоих на базу.
Девять неизвестных остались в уравнении.
Гурьянов гонял их весь день, пока солнце не повисло на колючих сопках, гольцы стали палевыми, а долины наполнились сумрачной дымкой. Тут он воткнул палки в сугроб, отер пот и сказал:
– Костер, палатки и все прочее. Здесь ночуем. Здорово устали?
Конечно, устали все, хотя никто не признался. У всех ввалились глаза, посерели лица. Свежее других выглядели долговязый горновой и маленький подводник. Гурьянов мысленно поставил им плюс.
Оказалось, кроме того, что подводник - всеми признанный командир (он и был офицером раньше). Тут
Зато второй плюс достался горновому. Этот ладно работал: молча и споро. Когда у других не ладилось (горожане в XXI веке отвыкли от ночевок в лесу), отодвигал и сам брался за дело. Казалось, материал слушается его: дрова сами собой колются, поленья сами складываются, огонь только и ждет, чтобы взвиться вверх.
Каша уже пузырилась в котле, когда уравнение усложнилось. Явился десятый, тот, что сломал лыжу. Проводил товарища в больницу, взял его лыжи и один прошел весь маршрут. Уже во тьме разыскал лагерь по огоньку.
– Эгей, Сашок, - встретил его подводник.
– Ты хитрец у нас. На готовый ужин пришел с большой ложкой. Так не годится. Штрафная порция тебе: принесешь два ведра воды и две охапки дров на ночь. Сначала работа, лотом каша.
Богатырь, ни слова не сказав, взял топор и пошел в лес. Принес дров, принес воды. "Мало", - сказал жестокий подводник. Даже Гурьянов вступился: "Дайте же поужинать".
– А мне невелик труд, - сказал десятый.
– Я таежник, привык топором махать. Это городские считаются: две охапочки или три. Слабенькие.
"А в этом парне есть что-то, - подумал Гурьянов.
– Но увалень. Лыжи поломал, аппаратуру разнесет еще".
У костра сидели долго: ели пропахшую дымом гречку, запивали какао, просили добавки. Зубоскалили о том, о сем. Потом Гурьянов предложил каждому по очереди рассказать случай из собственной жизни - то, что больше всего запомнилось.
Предложил не случайно. Ведь испытатель темпоскафа - как бы разведчик в мире чужого времени. Должен быть наблюдательным, должен быть и речистым. Обязан не только увидеть, не только почувствовать, но и рассказать обо всем, подробно, выразительно и точно.
Вот Гурьянов и испытывал умение рассказывать, в программе тренировок не предусмотренное.
Пожалуй, подводник оказался самым лучшим рассказчиком. Его даже просили продолжать, еще что-нибудь добавить. Целая повесть у него получилась: подводная авария, лодка на дне, связь потеряна, люди задыхаются, пишут прощальные письма. Кто падает духом, кто проявляет самоотверженность. Единственная надежда - выстрелить одного на поверхность. Выбирают самого верного: рассказчика, конечно... Явный был намек, что лучше не выбрать и тут.