Делай со мной что захочешь
Шрифт:
Некоторые люди не видят друг друга — они просто друг для друга не существуют.
На шее у Элины было одно из тех старинных золотых ожерелий, что подарил ей Марвин, — массивное, литого золота, очень красивое. Ей приходилось все время сражаться с этой тяжестью. Ожерелье тянуло в одну сторону, а она тянула в другую. Миссис Куто сейчас залюбовалась им. Кто-то еще залюбовался — какой-то мужчина, но он поостерегся подходить слишком близко. Миссис Куто могла дотронуться до ожерелья безупречно наманикюренным ногтем, — но не мужчина… Впрочем, он почти дотронулся указательным пальцем. Он сказал:
Элина поблагодарила обоих.
В
Мама однажды сказала — Тебе нельзя иметь детей, у тебя для этого неподходящая фигура. Таз слишком узкий. Не порти себя.
В комнату втиснулись новые гости, в воздухе стоял дым, гам и было очень весело, — Элина тоже почувствовала, как ее охватил внезапный прилив веселья, сознание, что ей уготовано судьбою быть тут, стоять тут и скоро уехать домой. А ей хотелось домой, ее поистине неудержимо тянуло сейчас домой, с мужем, в свой дом… Сколько веселящихся людей! Пришлось бы потратить целую жизнь, чтобы узнать их всех. Элина чувствовала себя в полной безопасности среди них, стоя на квадратиках паркетного пола, одна из самых молодых тут женщин — светлые волосы ее толстой сверкающей змеей лежали на затылке, шея была напряжена, ее приятно оттягивало ожерелье. За весь вечер Элина почти не двигалась с места. Другие люди медленно перемещались от группы к группе, отчего все время менялась композиция групп в комнате, но сам зал оставался неизменным, и люди, толпившиеся в нем, тоже были неизменны. Это выглядело как некая игра, в которой квадратики паркета были как бы квадратиками на шахматной доске, а люди — игроками, которые, рискуя собой, храбро ступили на доску, но Элина не знала правил игры, да и не ломала над этим голову.
Она была благодарна судьбе за то, что мир неизменно прочен, что можно все пересчитать по частям.
— Я слышал, Марвин тут на днях попал в газеты, — сказал кто-то. Вы не испугались? Хорошо, что он был дома!
— О да, — подхватила миссис Куто, — что случилось? Кто-то вломился к вам в дом?
Недавно, в один из вечеров, какой-то человек перелез через ограду, и собаки напали на него. Элина слышала, как лаяли, рычали псы, как кричал человек. Выбежав на крыльцо, она увидела мужчину, стоявшего на коленях на дорожке: он умолял ее отозвать собак… Тут следом за ней выбежал Марвин…
Человек не очень пострадал — лишь два-три мелких кровоточащих укуса…
Пока они ждали полицию, он начал плакать: он сказал Марвину, что вконец отчаялся, что он хотел поговорить с ним, Марвином Хоу, но не мог добиться, чтобы тот его принял; а отчаялся он потому, что его арестовали два детектива из «полиции нравов» — за «практикуемый гомосексуализм», но он невиновен, он клянется, что невиновен… Его схватили в баре — рядом стоял какой-то мужчина и что-то его спросил, а он, не расслышав, ответил: «По-моему, да…» Человек этот оказался переодетым детективом и вместе с другим детективом тут же арестовал его, а он ни в чем не повинен, он просто в отчаянии — должен же кто-то помочь ему…
— Знакомая история, — презрительно
— Марвин собирается подать на него в суд?
— Нет, — с удивлением сказала Элина. Она недоумевала. Она-то считала, что эта история вызовет совсем другой отклик; теперь она видела, что ошиблась. Она медленно сказала: — Нет, он ездил в больницу навещать этого человека… и назвал ему кого-то из Юридической помощи.
— Марвину следовало бы подать в суд, — безапелляционно сказал какой-то человек. — Мне такое поведение не нравится. Я не хотел бы критиковать вашего мужа, но он ведет себя безответственно и знает это. К тому же вломиться в дом после наступления темноты считается ведь еще более серьезным преступлением!
— Этот закон был только что изменен, — сказал Куто.
— Ну, вламываться в дом после наступления темноты — преступление действительно серьезное, тут закон не следовало менять. Ведь он же был создан исходя из достаточно весомых оснований. Я удивляюсь Марвину Хоу.
— А когда был изменен закон?
— Да он вообще не вступал в силу.
— Это не имеет значения…
К ним подошла дама в черном платье и обратилась к Элине. Она была немолодая, добродушная.
— Элина Хоу! — воскликнула она. — Я так давно вас не видела, моя дорогая, — как вы поживаете? Я только что говорила с Марвином и сказала ему, что должна вас кое-кому представить…
Элина отошла от группы, в которой стояла, — ее куда-то повели. Люди расступались перед ней и дамой, чье имя она никак не могла вспомнить; люди смотрели на Элину Хоу и уступали ей дорогу — даже мэр города в темном костюме и темном свитере вместо рубашки улыбнулся им. А дама что-то лопотала, но Элина не могла расслышать ее из-за шума, царившего в помещении. Она чувствовала, как внимание людей вспыхивало ярким пламенем, устремлялось к ней и угасало; мужчины позвякивали кубиками льда в стаканах и снова вежливо продолжали беседу, такие ручные, не угрожающие ни ей, ни кому-либо еще на этих квадратиках.
— Это потрясающая женщина, и я знаю, что она охотно познакомится с вами, — через плечо говорила тем временем Элине дама в черном. — Я все старалась свести вас — вы идеально подойдете для ее программы-интервью…
Дама подвела Элину к какой-то паре — мужчине и женщине, которых та не знала; они явно заканчивали разговор. Мужчина говорил: — Изнасилование нельзя считать таким уж серьезным преступлением, здесь это случается почти каждые двадцать минут.
Элину представили: женщину звали Мария Шарп, мужчину — Хомер Тэйт. Элина поняла, что они пришли сюда не вместе и что они — не пара. Женщина, Мария, была примерно такого же роста, как Элина, очень стройная для своего возраста а ей, очевидно, было за сорок, — и очень хорошенькая, с каштановыми, пышно взбитыми волосами, розовым лицом и легким ровным загаром. Она улыбнулась Элине и сказала: — Мне очень приятно познакомиться с вами, миссис Хоу.
Элина уставилась на нее: в женщине было что-то знакомое.
— Мне тоже очень приятно познакомиться с вами… — сказала она.
А дама в черном восторженно защебетала: — Ну, разве она не идеальна для вашей программы, Мария? Людям так хочется побольше узнать о Марвине! Здесь, у нас, к нему такой интерес, все так им гордятся — вы только представьте себе, сколько народу включит телевизор из-за него, когда пойдет ваша программа…
— Я ведь интервьюирую деловых женщин, а не жен, — сказала Мария Шарп.