Дельцы
Шрифт:
Монтегю не знал, что и ответить.
— Мистер Райдер, — начал он, наконец, — я не могу быть вам полезен, потому что незнаком с обстоятельствами дела. Но я всегда в вашем распоряжении. Я приложу все усилия, чтобы помочь вам, если позволите. Это все, что я имею вам сказать.
Райдер поднял глаза, и его бледное с синяками под глазами лицо просветлело.
— Спасибо, мистер Монтегю, — сказал он. — Как это мило с вашей стороны! Становится легче, когда слышишь слово сочувствия. Я… я дам вам знать.
— Всего доброго, — сказал
Он протянул руку, и Райдер крепко пожал ее.
— Благодарю вас! — сказал он еще раз.
Монтегю сошел по большой лестнице. Внизу он встретил дворецкого, который нес кофе.
Аллан остановил его.
— Мистера Райдера не следует оставлять одного. И надо послать за его врачом.
— Да, сэр, — начал тот и внезапно смолк.
Сверху раздался выстрел, и эхо гулко разнеслось по всему дому.
— Боже мой! — воскликнул дворецкий.
Он не то кинул, не то поставил куда-то поднос с кофе и ринулся вверх по лестнице.
Монтегю замер на месте. Он видел, как из столовой выбежал другой слуга и тоже помчался наверх. Аллан быстро повернулся и направился к двери.
«Тут уж я ничем не могу помочь, — подумал он. — Только впутаю Люси во все это».
Он открыл дверь и тихо вышел.
На следующий день Монтегю прочел в газетах, что Стенли Райдер застрелился.
В то же утро газеты Денвера (Колорадо) сообщили о загадочном самоубийстве неизвестной женщины, занимавшей одну из комнат в отеле и принявшей яд. Эту красивую даму посчитали за актрису. При ней не было никаких документов, удостоверяющих ее личность. Местные газеты напечатали ее фотографию, но Монтегю не читал этих газет и так ничего и не узнал о судьбе Люси Дюпрэ.
Паника прекратилась, однако экономика страны была расстроена. В течение недели в банковских и коммерческих предприятиях, даже самых мелких, наблюдался застой. Сотни фирм обанкротились, и закрылись тысячи заводов и мануфактур. Миллионы людей остались без работы. Все лето железные дороги не справлялись с перевозками, а теперь четверть миллиона товарных вагонов стояли без движения. Повсюду царили голод и нищета. Казалось, огромная разрушительная волна, поднявшаяся в Нью-Йорке, пронеслась по всей стране. Даже океан не приостановил ее движения: она докатилась до Англии и Германии, ее почувствовали в Южной Америке и Японии.
Однажды, когда Монтегю еще не опомнился от всего пережитого, он встретил Лауру Хиган, выходившую из магазина и направляющуюся к своему экипажу.
— Мистер Монтегю! — воскликнула она и остановилась, приветливо улыбаясь. — Как поживаете?
— Благодарю вас, — ответил он.
— Вы, верно, были очень заняты в эти страшные дни?
— Да нет. Больше наблюдал, чем делал, — ответил он.
— Как поживает Алиса?
— Здорова. Вы, вероятно, слышали о ее помолвке?
— Да, — сказала мисс Хиган. — Гарри сказал мне. Я рада за нее. Вы в город? — спросила она. — Я подвезу вас.
Он сел к ней в экипаж, и они влились
— Не придете ли вы с Алисой пообедать к нам как-нибудь на неделе?
Монтегю замялся.
— Отец теперь дома. Мы будем вам очень рады.
Монтегю сидел, глядя прямо перед собой.
— Нет, — сказал он наконец тихо. — Мне лучше не приходить.
Его тон еще более, чем сами слова, поразил мисс Хиган. Она удивленно посмотрела на него.
— Почему? — начала она и умолкла. Наступило тягостное молчание.
— Мисс Хиган, — сказал наконец Монтегю. — Я мог бы найти какой-нибудь предлог отказаться, мог сказать, что уже принял чье-либо приглашение или очень занят. Ведь в нашем кругу не принято говорить правду. Но что-то заставляет меня быть с вами откровенным.
Аллан смущенно опустил глаза. Мисс Хиган изумленно посмотрела на него и спросила:
— Где же правда?
— Мне не хотелось бы опять встречаться с вашим отцом.
— Почему? Между вами что-то произошло? — сказала она испуганно.
— Нет, — ответил он. — Я не видел вашего отца с тех пор, как завтракал с вами в Ньюпорте.
— Тогда в чем же дело?
Аллан задумался на минуту, а потом сказал:
— Мисс Хиган. Я с трудом пережил эту панику. И я не могу забыть самоубийства Райдера, не могу изгнать из своей памяти картину бедствия многих людей. Для меня это слишком страшная вещь — крушение надежд десятков тысяч. И я едва ли гожусь теперь для светской жизни.
— Но мой отец? — запротестовала она. — При чем тут мой отец?
— Ваш отец — один из тех, на ком лежит ответственность за эту панику. Он содействовал ее возникновению, и он воспользовался ею.
Стиснув пальцы рук, она растерянно глядела на него.
— Мистер Монтегю, — с трудом выговорила она.
Он не ответил. Они долго молчали.
— Вы уверены в этом? — прошептала, наконец, мисс Хиган.
— Да.
— Я не особенно разбираюсь в делах моего отца и могу принять ваши слова только на веру. Но то, что вы сказали, ужасно.
— Пожалуйста, постарайтесь понять меня, мисс Хиган, — сказал Монтегю. Вообще-то я не имел права рассказывать вам все это…
— Я предпочитаю, чтобы мне говорили правду, — сказала она.
— Я верю, поэтому и решил вам все рассказать.
— Но что же он все-таки сделал?
— Я предпочел бы не отвечать. Я не судья вашему отцу. Я боюсь оказаться в тисках этого мира. Я проследил карьеру многих дельцов, одного за другим. Они принимаются за дела, втягиваются в них и становятся готовыми на любую подлость. То, что мне пришлось увидеть здесь, в Нью-Йорке, привело меня в ужас. Все протестует во мне против такого порядка, и я хочу бороться с ним, бороться всю жизнь. Вот почему я отказываюсь поддерживать с этими людьми светские отношения. Я не могу приходить в дом и подавать руку тем, кто бессовестно обирает других.