Дельфийский оракул
Шрифт:
Илья сунется по некоему адресу – и пострадает.
А Саломею загрызет совесть.
Ключи от машины – в конфетнице. Дверь открыта. Далматов отвратительно беспечен, как будто знает, что ему ничего не грозит. И вот когда-нибудь эта беспечность вылезет ему боком.
А на улице шел дождь. Радостно лил. Иссушенная летней жарой земля жадко глотала воду, но она не в состоянии была выпить все небо. Черные грязевые ручьи разбегались по газонам.
И что ей делать? Не за зонтиком же возвращаться?
Машина стоит
И если аккуратненько, между струями… или хотя бы – галопом по лужам! Вообще, спасая мир, надо быть готовым к погодным неурядицам. И Саломея, вздохнув – остатки ее героизма таяли, как кусок сахара в горячем чае, – кинулась к автомобилю. К счастью, тот и правда стоял недалеко и завелся с полуоборота.
– Вот и все, – сказала Саломея, стряхивая с волос и пижамной курточки воду. – Сейчас быстренько съездим и назад… ну и дура я! А что тут поделаешь?
Она включила печку – мир миром, а простуда – простудой, – и вырулила на дорогу. На заднем сиденье нашлась далматовская ветровка, она была ей коротковата, но все лучше, чем то, что сейчас на ней надето. И пистолет в карман сунуть можно.
Ах да, пистолета нет. В машине тоже его не было.
Ее пригласили пройти не в подвал и не на заброшенную фабрику, мрачные цеха которой готовы были бы стать свидетелями нового злодеяния. По указанному адресу находился двухэтажный домик с кокетливой алой крышей. Из широких труб водостока вытекали пенистые водопады дождя, уносившие в коллекторы мелкий мусор. Кусты гортензии возвышались над флангами бархатцев, и робкий жасмин омывал в дожде белые звезды цветов.
Наличники на окнах сияли свежей краской.
Ступеньки были целыми, а стены в подъезде – лишеннными надписей.
На лестнице – темно. Это очень старая лестница, с деревянными ступеньками, пусть и обновленными. Высокие. Узкие. Опасные. На таких удобно устраивать несчастные случаи со свернутой шеей. С другой стороны, разве Саломею не могли бы убить в другом тихом месте? К чему такие сложности?
И Далматову следовало бы позвонить. Хотя бы на подъезде в дому. Он бы наорал на нее… а потом поехал бы за Саломеей, и, случись что-нибудь, у Саломеи был бы шанс его спасти.
Второй этаж. И нужная дверь открывается беззвучно. В прихожей светло. Старое трюмо. Шкаф. Вешалка в виде оленьих рогов. Вязаный половичок, о который Саломея вытирает ноги – долго. Ей подают тапочки и приглашают пройти в кухню.
– Промокла, дорогая моя? – Анна Александровна в домашнем платье выглядит совсем молодой. – Пойдем, чаю попьем. Горячий час с малиновым вареньем – вот то, что нужно при простуде.
Дверь закрывается, и громко поворачивается ключ в замке. Но Саломее уже не страшно. С Анной Александровной она как-нибудь управится.
Кухонька крохотная, старая. Стены – серый глянец с рисунком «утиная лапка». Плита на две конфорки. Холодильник «Минск». И стол – под кружевной скатертью. Ее
– Присаживайся. Давай я тебе халатик дам? Он чистый, не сомневайся, а то в мокрой одежде и простудиться недолго. Если хочешь кому-то позвонить – звони, но я бы не рекомендовала. Обреченных лучше не трогать.
Она ушла, оставив Саломею наедине с телефоном.
– Илья…
– Я тебя выпорю, рыжая! – пообещал Далматов голосом, который не оставлял сомнений, что обещание свое он сдержит. – Ты где?!
– Со мной все хорошо. Мы тут… разговаривать будем.
– Где ты?
Саломея продиктовала ему адрес и попросила:
– Дай мне время. И… будь осторожен, пожалуйста!
– Чья бы корова мычала!
– А вот и халатик. Так, накинь. Но лучше сперва сними это. Не стесняешься? И правильно, женщина женщину поймет. И поможет.
Саломея стянула куртенку, промокшую насквозь, а вот штаны оставила, как-то неловко было ей со штанами расставаться. Халат был не новым, но чистым и теплым. Анна Александровна тем временем чай приготовила, душистый, травяной.
Не следует пить чай в чужом доме!
Даже если под окнами цветет гортензия, а стол покрыт кружевной скатертью. Ведьмы тоже свои хобби имеют.
– Не бойся, милая, травить тебя я не стану. Ты уже и так потравленная. Вот вареньице. Малинку сама собирала и – не варила. Малину нельзя варить, а вот перетереть с сахарочком…
Саломея поняла, что еще немного, и ее унесет куда-то течением этого журчащего, доброго голоса.
– Анна Александровна, – она решительно отодвинула чашку и варенье, которое пахло совершенно волшебным образом, – прекратите притворяться! Чего вы от меня хотите?
– Остановить.
– Кого?
– Судьбу. – Анна Александровна держала чашку двумя пальчиками, поддерживая блюдечко на ладони. – Твой мальчик скоро приедет? Не надо было ему звонить. Нервничает. Торопится. А сейчас ночь. Дождь. Дорога скользкая…
– Вы… угрожаете?
Дорога и правда скользкая. И не надо было ему звонить. Далматов полетит на помощь, которая ей не нужна. А если и правда случится что-то?
– Нет, я жду. Думаю, минут десять еще… не пугайся, на этот раз не до смерти. На этот раз. Пей чаек.
Запределье качнулось навстречу малиновым ароматом. Летним, легким… Саломея ведь помнит колючие заросли у забора и плети, норовившие занять все больше места. Они тянулись к грядкам и ложились на газон, скрывая в траве свои змеевидные побеги.
– Загляни в карман, – посоветовала Анна Александровна. – Не стесняйся, милая. Здесь все свои.
Одинокий мужской носок. Вроде бы ношеный, но чистый. Довольно странный выбор. Алиса ничего другого не нашла?
– Ты знаешь, что делать. – Анна Александровна не мешает ей.