Дели-акыз
Шрифт:
— Селта, милая Селта, неужели же ты совсем, совсем не сердишься на меня?
— Зачем сердиться на тебя? Это Аллах меня наказал за то, что обманула Селима. Бедный Селим! Что с ним? Где он рыщет сейчас? Где ищет свою Селтонет?
И закрыв лицо руками, девушка повалилась, рыдая, на доски тахты.
— Ради Бога, тише… Молчи, Селта… Не время плакать… Надо думать теперь… Думать, как выбраться отсюда.
— Молчи! Молчи, а не то, убирайся отсюда, если хочешь реветь… — зло сверкая глазами, шипит в свою очередь и Фатима.
Этот злой
Постепенно злые глаза татарки стали смягчаться, и она что-то отрывисто зашептала Селтонет. Селтонет радостно вскрикнула и обвила руками её колени.
— Что она говорит, что говорит? — взволнованно спрашивала Глаша.
— Она говорит… Она говорит… Чтобы завтра вечером мы обе не ложились спать… Чтобы, когда взойдет солнце… Что если можно бежать, то только завтра… Или никогда, потому, что уже после завтра возвратится с муллою ага Махмет.
— Ах! — радостным вздохом вырвалось из груди Глаши.
— Ты ангел, Фатима, и да благословит тебя Бог! — произнесла она дрожащим голосом.
Но татарка, вместо того, чтобы выслушать излияния благодарности, резко схватила Селтонет и потащила ее из Глашиной «темницы».
И снова, взволнованная, ничего не понимающая, Глаша осталась одна со своими грустными думами, со своею одинокой печалью.
ГЛАВА V
— Рагим!
Сын аги Абдул Махмета, только что успевший подвязать третий куст роз у Фонтана, вздрогнул всем телом и поднял голову.
— Рагим! Наконец-то я вижу тебя, бессовестный! — услышал он звонкий шепот со стороны окна.
Юноша опустил глаза. Он ясно слышал знакомый голос из крошечного оконца и не знал, что отвечать.
Он избегал встреч со своей недавней подругой игр, с которой он так предательски поступил недавно. Он всячески избегал показываться в той части сада, куда выходило оконце запертой в дальней горнице Глаши. И все садовые работы, которые лежали на нем, он старался производить до восхода солнца, пока еще, по его предположению, Глаша спала. Но несмотря на все старания Рагима, ему не удалось отвратить эту встречу. И вот свершилось!
Первое что пришло ему в голову, это — уйти от фонтана, около которого он застигнут врасплох, как вор… Он уже делает шаг в сторону и скрывается за широким кустом азалий. Но звонкий, насмешливый смех несется со стороны окна.
— Эй, Рагим! Куда? Или совесть съела тебе глаза, что ты не можешь смотреть на меня и прячешься в кустах, бездельник? Или нынешние горцы унаследовали от своих отцов только одну трусость? Скажи!
Эти слова, как удар хлыста подействовали на Рагима. Не злой по природе, честный и далеко не трусливый, юноша весь вспыхнул, загорелся гневом и вне себя выскочил из своего убежища. Он через две секунды очутился под окном Глаши;
— Благодари Аллаха, что ты девчонка, а не джигит… Будь ты не девочка, я сумел бы разделаться с тобою. Я бы…
— Молодец Рагим!
Глашины слова снова, как удар бича, подействовали на самолюбивого Рагима. Невольный стыд объял его душу. Смущенно поднялись на Глашу черные, огненные глаза юноши.
— За что винишь Рагима? Разве виноват в этом Рагим? — забормотал он смущенно. — Разве виноват? По законам нашего народа, младшие должны во всем беспрекословно повиноваться старшим. Отец приказал Рагиму… Рагим не смел ослушаться его. Отец старше и мудрее. И не Рагиму судить о нем. Пусть Аллах ведает и судит о его поступках!
— Рагим, Рагим! Ты совсем не такой злой, каким я тебя представляла себе после твоего недостойного поступка!
— Помолчи, девушка!
— Да, да, недостойного, Рагим! Зачем ты обманул меня и Селту? Зачем заманил в ловушку?.. Не хорошо, не честно!..
— Молчи, или…
— Нет, нет, Рагим… Не стану я молчать. Помнишь, мы еще маленькими детьми, когда меня привезли в Гори, играли с тобою на берегу Куры? Помнишь, как вместе собирали ракушки и камни? То было хорошее время, Рагим. Не правда ли? Ты приносил мне сладкого винограда из ваших виноградников, а я делилась с тобою персиковыми пирожками, которые так мастерски печет Маро. И мы были с тобою, как брат с сестрой, Рагим… А теперь ты помог запереть меня в эту клетку… Увез меня заодно с этими разбойниками Векиркой и Ахметкой в эту горную щель…
— Но тебе мы не хотели зла, девочка, ты случайно попалась с Селтонет, — тихо, словно оправдываясь, говорит Рагим.
— Случайно! Взяли, схватили и приволокли, как овец. А что должны переживать, не получая от нас известий, наши в Гнезде… Ты ведь не был там и не видел их горя… — с тоскою доканчивает Глаша.
— Нет, был и видел!
— Что?
Глаша, забыв всякую предосторожность, высовывает голову из окна своей темницы чуть не кричит:
— Что! Ты был в Гнезде? Ты вздел наших? Ты видел их, Рагим? Да говори же, говори, ради Бога!
— Ш-ш! — отчаянно и выразительно шепчет мальчик и протягивает руку по направлению женской половины дома. — Ш-ш! Молчи! Мать услышит! Беда будет! И Бекир у ворот, и Ахмет поблизости… Донесет отцу, тогда плохо будет Рагиму…
— Рагим! Голубчик! Соколик Рагим, — почти не слушая его, лепечет теперь, как в бреду, Глаша, — ты видел их? Ты видел их? Всех видел? Скажи!
Рагим молчит. Душевная борьба ярко отпечатывается на его выразительном, загорелом лице. Потом он оглядывается с опаской раз, другой, третий… Слава Аллаху, никто не видел, никто не слышал этой отчаянной Дели-акыз… Все тихо по-прежнему в саду и в доме. И только меланхолически-певуче звенит струя студеного фонтана.