Delivery Delays. Часть первая. Лесной десант

Гаевский Валерий Анатольевич

Уже поздно вечером, на последнем автобусе до Москвы, пьяный Владимир возвращался домой. Он был принят на работу с устной резолюцией Виктора Ивановича, «что будешь работать у меня на дальнем участке…, но только с бригадой не менее четырёх человек…, и непременно со следующего понедельника». То есть до выхода на работу оставалась четыре дня. Владимир ещё не знал, где и как набирать бригаду, сколько ему будут платить, и самое важное, ему ещё надо было суметь взять отпуск, а администрация института неохотно давала отпуск летом, а норовила молодых специалистов отправлять в подшефный колхоз, а не в отпуск.

Но, Владимиру, к его удивлению, быстро оформили отпуск, с ближайшего понедельника, когда начальник

отдела узнал, что его жена на седьмом месяце беременности. Теперь дело оставалось за малым – надо было набрать бригаду. И здесь Владимиру удалось быстро уговорить нескольких сотрудников примкнуть к нему. Один из них был Ванька Петров – небольшого роста коренастый мужик, которому, как рассказывал он сам, доктора прописали работу на свежем воздухе (по версии Петрова у него была язва, которую он получил, работая за границей). Другой, Соловьёв, здоровый, жилистый детина, с приятным интеллигентным лицом, но совершенно лысым черепом, был чрезвычайно обрадован предложением Владимира, «так устал, объяснил он, от семейной жизни». Он классно играл в шахматы с коротким интервалом времени, был молчуном и лежебокой (это Владимир узнал позже). Соловьёв предложил взять в компанию к ним своего друга Генку: «Мол, славный парень, работать будет за двоих, а есть будет мало…». Дальше договорились, что Владимир, как «бригадир» и организатор лесного десанта, выезжает в лесничество в понедельник, а бригада приедет через три дня, то есть в среду. «Ты там наладь связь с лесничеством, застолби участок, – учил Владимира Петров, который был старше него лет на двенадцать, – организуй жильё, пока мы отпуска оформим, и дела свои доделаем в Москве…».

Жарким июньским понедельником. Рано утром, с тяжёлым рюкзаком, в котором было сложено три банки тушёнки, бутылка водки, килограмм дешёвых конфет карамель «слива», два куска туалетного мыла, рулон туалетной бумаги, три пачки индийского чая «три слона», новый топор, который Владимир купил в ближайшем хозяйственном магазине. Еще перочинный нож, китайский фонарик, алюминиевая ложка, алюминиевая миска, кружка на триста грамм. Кирзовые сапоги (тесть предложил, мол, «в лесу надо прочную обувь иметь», это он был прав), толстый шерстяной свитер (тёща положила), лёгкое шерстяное одеяло, зубная щётка, зубная паста, безопасная бритва. А также три упаковки презервативов Баковского завода, которые Владимир купил (сам) в аптеке на «всякий случай».

И вот Владимир опять идёт по заросшей дорожке заброшенного пионерлагеря и, не доходя до дома лесничего, его уже встречает Виктор Иванович. Он широко улыбается, подхватывает рюкзак Владимира (сама забота) и проводит в дом, где большая широкая хозяйка накрывает на стол.

Опять самогон, опять пьяные речи, опять простой русский разговор.

– Ну, как доехал?

– Да, теперь вроде быстро.

– А где ж твоя бригада?

– Через три дня подтянутся.

– Это хорошо, что через три дня, а ты что сам делать-то будешь без бригады?

– Что, что… работать.

– А-а, вон как! Ну, тогда давай ещё по одной, и поедем на участок устраиваться.

И через три часа застолья Виктор Иванович заводит свой мотоцикл, сажает в люльку пьяного Владимира, и они по лесным дорогам, распевая русские народные песни, неспешно катят на «точку», где Владимиру с товарищами предстоит очищать лес от бурелома и сухостоя.

К вечеру приехали в небольшую деревеньку, расположенную рядом с красивым озером. Виктор Иванович оставил сидеть Владимира в люльке, а сам сбегал за ключами в соседний дом к некой Марии Ивановне со словами «её все тут знают», затем они пошли к большому сараю, стоящему почему-то на пересечении дорог перед деревней на большом бугре. Вид на деревню со стороны сарая открывался восхитительный. Умиротворённый вид озера, поле с

колосившимся овсом, а за ним – лес, подёрнутый туманом. Сердце у Владимира радостно застучало. «Эх, как красиво, как дышится разнотравьем, до чего же хорошо у нас на Руси…».

Молодой месяц повис над этой картиной русской природы, как на картинах художника Билибина .

Виктор Иванович не заметил настроение Владимира, он деловито отомкнул ржавый замок сарая и пригласил Владимира войти. Слева при входе стояла железная кровать с двумя матрасами, набитыми соломой. Перед ней стоял колченогий стол с керосиновой лампой, рядом —такой же стул «времён Очакова и покоренья Крыма», какая-то замшелая табуретка, а дальше, почти до самого верха, лежало сено.

На стене висели дуги и хомуты.

– Вот, располагайся. Я тебе предлагаю лечь на кровать, как бригадиру, а твои ребята приедут – так пущай лягут на сено. Там места много, можно даже с девками… покувыркаться, – и Виктор Иванович подмигнул Владимиру одним глазом, показывая всем видом, что он здесь теперь хозяин и может себе позволить многое.

Потом они пили водку, которую Владимир привёз из Москвы, закусывая тушёнкой. Вдруг Виктор Иванович вдруг встрепенулся – «ох, времени много, а мне ещё домой ехать, а завтра вставать ни свет, ни заря» – и метнулся к своему мотоциклу и, уже отъезжая, крикнул Владимиру, «что завтра приедет и покажет участок леса, где надо работать».

Оставшись один, Владимир вышел из сарая и опять стал наслаждаться величественной картиной, которая простиралась перед ним, жадно наполняя свои лёгкие свежим вечерним воздухом. Теперь туман лежал над озером, лес едва проступал чёрными зубцами деревьев, молодой месяц вполз в белое облачко и время от времени показывал свой бочок. «Ах, как здорово, что я приехал сюда, ах, как замечательно, что мне подвернулась такая работа…» – не переставал радоваться наш герой.

Через полчаса он, не раздеваясь, лёг на кровать, которая под ним заскрипела, застонала, и он перестал ворочаться, замер и только приготовился заснуть, как непонятный для него звук, шедший из-под кровати, заставил напрячь его слух до предела. Как будто, так казалось Владимиру, кто-то под кроватью тяжело дышит. Сон и алкоголь мгновенно улетучились из головы нашего героя, он замер и затаил дыхание, боясь пошевелиться. Через какое-то время ему, лежащему в полной темноте, показалось, что со стороны сена на него кто-то смотрит.

В голову Владимира полезли картинки из произведения Гоголя «Страшная месть». Тяжёлое дыхание и сопение под кроватью продолжалось, но не так интенсивно, как вначале. Он хотел встать и посмотреть, в чём дело. Но, боялся пошевелиться, будто кто-то держал его привязанным к кровати.

Так продолжалось довольно долго, пока не запели комары. Владимир обрадовался их пению – хоть появились, в этой непроглядной темноте и полной тишине, какие-то узнаваемые звуки. Но, комары попели-попели и устремились в атаку. Сначала они обкусали лоб нашему герою, потом руки, затем шею. Они лезли в глаза, в уши, опять кусали руки.

Владимир устал от них отмахиваться. «Ах, чтобы вас…» – и Владимир спрыгнул с кровати.

В это время сильный порыв ветра ударил в стену сарая, и сразу яркая вспышка разряда молнии осветила все предметы в помещении. И Владимир как бы со стороны увидел себя, стоящего рядом с кроватью в полном ступоре. Затем – полная темнота, и опять – сильный удар ветра в сарай, и опять – мощнейший разряд молнии.

В течение секунды видно совершенно чётко все предметы, стоящие в сарае. Вот табуретка, стул. Вот стол: на нём – керосиновая лампа, неубранный хлеб, открытая банка тушёнки, бутылка с недопитой водкой (надо бы допить, чтобы жуть в голову не лезла), два стакана (Марья Ивановна дала вместе с ключами), и опять – полная темнота.