Дело беспокойной рыжеволосой
Шрифт:
— Двадцать, — спокойно произносит Кристиан.
Толпа притихла. Все таращатся на меня, Кристиана и мистера Незнакомца.
— Двадцать пять, — говорит тот.
Разве бывает что-нибудь унизительнее?
Кристиан бесстрастно глядит на него, а сам явно развеселился. Все взоры устремлены на Кристиана. Что он предпримет? Мое сердце стучит, как молот. От волнения кружится голова.
— Сто тысяч долларов, — говорит Кристиан; его голос раздается по шатру четко и громко.
— Ни фига себе… — шипит Лили за моей спиной; по толпе пробегает рябь удивления и недовольства. Незнакомец поднимает руки в знак поражения и смеется.
— Сто тысяч долларов за прелестную Ану! Сто тысяч раз… сто тысяч два… — Церемониймейстер замирает и смотрит на незнакомца. Тот с шутливым сожалением качает головой и галантно кланяется.
— Продано! — торжествует мастер церемоний.
Оглушительная буря аплодисментов и ликования. Кристиан выходит вперед, подает мне руку и помогает сойти со сцены. Пока я спускаюсь, он смотрит на меня с удивленной усмешкой, потом целует мне руку и ведет меня к выходу из шатра.
— Кто это был? — спрашиваю я.
Он поворачивает ко мне лицо.
— Ты познакомишься с ним позже. А сейчас я хочу тебе кое-что показать. До конца аукциона еще приблизительно полчаса. Потом нам нужно вернуться на танцпол, чтобы я смог насладиться танцем, за который заплатил.
— Очень дорогой танец, — неодобрительно бормочу я.
— Я не сомневаюсь, что он будет стоить того. — Кристиан лукаво улыбается. Ах, от этой улыбки томление вернулось и расцвело в моем теле.
Мы вышли на лужайку. Я-то думала, он поведет меня к лодочному сараю, но, к моему разочарованию, мы направляемся к танцполу, где как раз рассаживаются музыканты. Их не меньше двадцати. Вокруг бродят несколько гостей, курят тайком — но поскольку главное действо разворачивается в шатре, мы не привлекаем особого внимания.
Кристиан ведет меня к задней части дома и открывает французское окно, ведущее в комфортабельную гостиную, которую я еще не видела. Мы идем через опустевший холл к крутой лестнице с элегантной балюстрадой из полированного дерева. Взяв за руку, он тащит меня на второй этаж, потом на третий. Открывает белую дверь и вталкивает в одну из спален.
— Это моя комната, — спокойно сообщает он и запирает дверь изнутри.
Тут просторно, стены белые. Мебели мало, и она тоже белого цвета: двуспальная кровать, письменный стол со стулом, полки, уставленные книгами и разными наградами — кажется, по кикбоксингу. На стенах — плакаты к фильмам: «Матрица», «Бойцовский клуб», «Шоу Трумана», а также два постера с кикбоксерами. Одного зовут Джузеппе де Натале — я о нем даже не слышала.
Но меня притягивает белая доска над столом: на ней — множество фотографий, спортивных призов и билетных корешков. Это срез жизни юного Кристиана. Я вновь гляжу на великолепного мужчину, стоящего в центре комнаты. Он смотрит на меня, его взгляд пронзает насквозь и волнует.
— Я никогда еще не приводил сюда девушек, — бормочет он.
— Никогда? — шепчу я.
Он качает головой.
Я конвульсивно сглатываю; боль, беспокоившая меня в последние часы, сейчас бушует и требует утоления. И вот мой любимый мужчина стоит здесь на синем ковре, в маске… эротичный до невозможности. Я хочу его. Немедленно. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него, сдирая одежду. Он медленно приближается ко мне, танцуя.
— У нас немного времени, Анастейша. Но, судя по нашему голоду, нам много и не нужно. Повернись.
Я поворачиваюсь и гляжу на дверь, радуясь, что она заперта. Он наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Не снимай маску.
В ответ мое тело заходится в судороге. Из меня вырывается стон. А ведь он даже не прикоснулся ко мне.
Он берется за верх платья, его пальцы скользят по моей коже, вызывая вибрацию в теле. Быстрым движением расстегивает молнию. Придерживая платье, помогает мне перешагнуть через него, потом поворачивается и аккуратно вешает его на спинку стула. Я остаюсь в корсете и трусиках. Сняв пиджак, он кладет его на платье. Замирает и несколько мгновений смотрит на меня, пожирая глазами. Я таю под его чувственным взглядом.
— Знаешь, Анастейша, — тихо говорит он, приближаясь ко мне. На ходу он развязывает галстук-бабочку (теперь его концы свисают с шеи) и расстегивает три верхние пуговицы рубашки. — Я так разозлился, когда ты купила мой аукционный лот. Всякие мысли пронеслись в голове. Мне пришлось напомнить себе, что наказание вычеркнуто из нашего меню. Но потом ты сама попросила… — Он смотрит на меня сквозь маску и спрашивает шепотом: — Зачем ты это сделала?
— Зачем? Не знаю. Огорчение… слишком много алкоголя… веская причина, — кротко бормочу я, пожимая плечами. Может, чтобы привлечь его внимание?
Тогда он был мне нужен. Сейчас нужен еще больше. Боль усилилась, и я знаю, что он один способен ее унять, способен утихомирить этого ревущего зверя во мне с помощью своего зверя. Рот Кристиана сжимается в тонкую линию, потом он облизывает верхнюю губу. Я тоже хочу почувствовать телом этот язык.
— Я дал себе слово, что больше никогда не стану тебя шлепать, даже если ты попросишь.
— Пожалуйста! — молю я.
— Но потом я понял, что тебе, вероятно, в этот момент очень некомфортно, ты не привыкла к этому. — Он понимающе ухмыляется, нахал, но мне все равно, потому что он абсолютно прав.
— Да, — соглашаюсь я.
— Итак, можно ввести некоторую… самостоятельность. Если я это сделаю, ты должна пообещать мне одну вещь.
— Что угодно.
— При необходимости ты воспользуешься стоп-словом. При таком условии я сейчас займусь с тобой любовью. О'кей?
— Да. — Я учащенно дышу и хочу как можно скорее почувствовать на своем теле его руки.
Он сглатывает, потом берет меня за руку и ведет к кровати. Откинув одеяло, садится и кладет рядом с собой подушку. Я стою перед ним. Внезапно он сильно дергает меня за руку, и я падаю к нему на колени. Он слегка сдвигает меня, и теперь я лежу на кровати, грудью на подушке, повернув лицо в сторону. Он убирает со спины мои волосы и гладит меня по щеке.
— Положи руки за спину.
Ой! Он снимает с шеи галстук и быстро связывает им мои запястья. Теперь кисти лежат на пояснице.
— Анастейша, ты в самом деле хочешь этого?
Я закрываю глаза. Впервые после нашего знакомства я действительно этого хочу. Очень хочу.
— Да, — шепчу я.
— Почему? — нежно спрашивает он, лаская ладонью мои ягодицы.
Я издаю стон, как только чувствую кожей его руку. Я не знаю, почему. После такого безумного дня, где было все — спор о деньгах, Лейла, миссис Робинсон, досье на меня, «дорожная карта», пышный прием, маски, алкоголь, серебряные шары, аукцион… я хочу этого.