Дело было в Пенькове
Шрифт:
— Тут реветь нечего, — сказал Иван Саввич. — Я злобу за пазухой не привык носить и выложил все как есть. А там смотри сама, как знаешь.
— Да как вы только могли подумать! Я и виделась-то с ним раз пять, не больше. Один раз с вами была, один раз к ним домой заходила, потом два раза — в тракторной бригаде… Да, и один раз на поле, с Уткиным. И, кажется, все. Ну да, пять раз… Что у меня может быть общего с этим хулиганом?
— Не знаю, чего общего, а он про тебя все время агитацию разводит.
— Я же не виновата… Я еще недавно приехала… Поработаю немного и стану как все.
— Да ты не реви… Я тебя не виню… Я от Матвея тебя остерегаю. Больно часто он про тебя высказывается. Витька-то в правлении рассказывал, как ты поверила, что они шкворень-то выпрямляют. Ну, посмеялся мальчишка, что с того? А Матвей встал и говорит: если, говорит, еще кто над ней посмеется, так я и зубы пересчитаю.
— Ну да? — сказала Тоня и перестала плакать.
— Вот тебе и да. Видишь, какой разбойник. Вот обожди. Один раз я его ради Лариски от суда спас. А другой раз что-нибудь вытворит — сам к прокурору поеду, и на дочку не погляжу. Нет больше моего терпения.
— Чтобы к прокурору ехать, надо факты иметь.
— Фактов я сколько хочешь наберу. От него вся деревня страдает. И ты смотри. Поскольку у тебя никого, кроме непутевого деда, не осталось, я и должен оберегать тебя заместо отца. У меня у самого дочка пропадает. А обижаться не надо. Я людей обижать не умею.
— Вы не только меня обидели. Вы свою дочь и Морозова обидели.
— А что ты за него заступаешься?
— Мне жалко его. Да, жалко! Ну что вам от него надо? Парень способный, любознательный… И ничего нет смешного.
— Вот как ты его изучила. «Способный, любознательный»!.. А кто трактор поломал? Кто лен раскидал по дороге? Позабыла?
— Морозов колхозу хотел помочь. И еще… хотел с вами помириться. Чтобы вы отдали за него Ларису по-хорошему… Только вы не передавайте — это он говорил по секрету.
— Кому?
— Мне.
— Когда?
— Неважно когда. — И, увидев, что Иван Саввич снова начинает нехорошо ухмыляться, она сказала ожесточаясь: — И если хотите знать, во всей истории со льном я отметила еще одну хорошую черту Морозова — инициативу.
— Вперед ему надо было меня спросить… «Хорошую черту»!
— Да вы бы его и слушать не стали. Конечно, из его затеи ничего не вышло и выйти не могло. К инициативе надо приложить знания, кругозор. А есть у нас это? Подумайте, «Новый путь», один из лучших колхозов района, досрочно вывез зерно, а мы не знаем. И ничего мы не знаем об этом колхозе, как будто он на другой планете. А ведь с нас требуют изучать и внедрять передовой опыт,
— Это цитата, — сказал Иван Саввич.
— Ну и пусть цитата…
— Наглядная агитация вывешена в правлении, — пояснил Иван Саввич. — В клубе срывают наглядную агитацию.
— Какая это агитация! Оклеили контору бумажками, как бабушкин сундук, и думаете — агитация. А на нее никто не смотрит. Морозов правильно говорит: бумажки и те от тоски пожелтели. Агитация у нас должна быть веселая, Иван Саввич. Наладим в клубе беседы, выступления, игры, тогда и Морозов не будет вас беспокоить.
— Что же, прикажешь мне хороводы с твоим Морозовым водить? — рассердился Иван Саввич. — Или, может, нос нацепить на старости лет и петрушку ему представлять? Двадцать пять лет мужику, а я ему «ладушки» играть буду?
— Недооцениваете вы культурную работу.
— Опять у тебя цитата. Культуру я не только что ценю, а на своей шее испытал нехватку этой самой культуры. Только если мы Матвея привадим газеты читать, нам за это процентов не начислят. С нас хлеб требуют.
— Чтобы хлеб вырастить, тоже культура нужна. Сибиряки, я читала, семена радиоактивным кобальтом облучают. К нам на поля атомная энергия идет, Иван Саввич. А готов ли хотя бы тот же Морозов, чтобы встретить ее? Ни он не готов, ни другие наши пеньковские ребята… А ведь они тянутся к культуре, ждут, когда мы им поможем.
— Тянутся-то тянутся, — сказал Иван Саввич, — а от Матвея ты отступись.
— Опять то же самое, — проговорила Тоня упавшим голосом. — Неужели вы думаете, что я обманываю вас?
— Кто тебя знает. Может, ты его и вправду выправить хочешь. А может, и не видишь ничего…
— Нет вижу! Очень даже вижу! По-вашему, если меня человек слушает с интересом, значит, я обязательно говорю что-то гадкое. Да?
— Пускай с ним жена беседует или вон Алевтина Васильевна, — она тоже языком трепать любит. А ты, если тебе невтерпеж, вон Ленька неженатый ходит, с ним и беседуй.
— Хорошо. Я не стану разговаривать с Морозовым. Но если у вас такие подозрения, почему вы с ним не поговорите?
— Мне с ним говорить не об чем. Я директору МТС скажу — пускай переводит его в дальнюю бригаду. Поживет в вагончике — проветрится.
— А Лариса как же?
— Лариса после сама спасибо скажет.
— Это… Я даже не знаю, как назвать. Разлучать людей, ни в чем не разобравшись… — Тоня хотела сказать еще что-то, но не сказала, встала порывисто и вышла, хлопнув дверью.
— Я-то разобрался, — проговорил Иван Саввич, печально глядя на то место, где она сидела. — Только тебе, глупенькая, ничего не видать.