Дело чести генерала Грязнова
Шрифт:
Приказав водителям оставаться возле вездеходов, с остальными мужиками стал спускаться в падь. И чем ближе они подходили к разработанному участку, тем пронзительнее становился надрывно-натужный визг цепей. Этому визгу, казалось, не будет конца, как вдруг где-то совсем рядом и чуть впереди, натужно и почти по-человечески охнув разорванной древесиной, рухнул сначала один великан, за ним – другой. И все это – с пронзительно горьким хрустом ломающегося на корню подроста.
– С-с-суки вербованные! – пробормотал Крылов, и они ускорили шаги.
Заметив появившихся из зарослей вооруженных людей, вальщик выдернул было полотно цепи из глубокого нареза, но уничтоженный великан, на котором, словно на новогодней елке, висело великое множество шишек, глухо, совсем по-человечески охнул, качнулся, из его нутра послышался смертельный стон разрываемого по живому волокна, и он стал сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее заваливаться по склону, пока всей своей массой не рухнул на зеленый подрост.
Едва успев отскочить от подпрыгнувшего, словно футбольный мяч, комля, вальщик аккуратно положил «Дружбу» на землю и, смахнув рукавом пот со лба, хмуро поинтересовался:
– Кто такие?
– Вот же сволота! – то ли удивился, то ли восхитился кто-то из промысловиков, но, уловив брошенный на него предостерегающий взгляд Грязнова, тут же осекся.
– Не понял! – настороженно и все так же хмуро отозвался «дружбист», прицеливаясь оценивающим взглядом на Грязнова, в котором, видимо, сразу же определил начальство.
– Щас поймешь! – с нескрываемой злостью в голосе произнес Крылов, однако Грязнов, понимая, какой кровью может закончиться даже небольшая словесная перепалка, сделал шаг вперед, прикрывая собой невысокого, но охочего до драки промысловика.
– Главный охотовед Пятигорья Грязнов, – как можно спокойнее представился он и тут же повысил голос: – На каком основании проводите порубку?
Вальщик покосился на двух довольно внушительного вида парней, руки которых синели от наколок, и его лицо исказила вызывающая ухмылка.
– А тебе-то, охотовед, что за дело?
– Иваныч… – сунулся было вперед все тот же Крылов, но Грязнов успел перехватить за рукав ретивого мужика. Почувствовал, как острой болью отозвалось в простреленном предплечье, и, едва сдерживая рвущуюся наружу злость, произнес, пытаясь оставаться хотя бы внешне спокойным:
– Вы ведете незаконную порубку кедра на территории зверопромхоза.
– А она что, твоя, что ли, тайга-то? – встрял в разговор плечистый помощник вальщика, поудобнее перехватив увесистую слегу.
– Моя, баран, моя! – клацнув затвором карабина, сунулся было к парню кто-то из мужиков, и снова Грязнов успел отвести неминуемую, казалось бы, беду.
– Это охотничьи угодья зверопромхоза, – стараясь удержать и самого себя от срыва, произнес он. – И в кедровниках этих испокон веков охотились
Грязнов продолжал говорить что-то еще и еще, одновременно осознавая, что несет какой-то детский лепет, никому сейчас не нужный. Что, этот многоопытный, заросший трехдневной щетиной вальщик, который с десятикилограммовой «Дружбой» обращался как с детской игрушкой, не осознает, чьи кедровники он валит и всю незаконность этой порубки? Знает! Хорошо знает. И все равно продолжает держать свои позиции. М-да, рогачевская команда была подобрана неплохо.
Грязнов искал и не находил ответа на извечный русский вопрос «что делать?», как вдруг его окликнул Крылов, нырнувший за минуту до этого в заросли зеленого подроста, за которыми светлела небольшая полянка.
– Иваныч, подь-ка сюда!
Понимая, что дальнейшее общение с вальщиком ни к чему дельному не приведет, Грязнов замолчал на полуслове и, не очень-то поспешая, направился к Крылову. Надо было как следует обдумать создавшуюся ситуацию, а для этого надо было хотя бы успокоиться.
– Ну, что тут у тебя? – опросил он, забираясь в непроходимый подрост.
Явно взволнованный Крылов кивнул в сторону полянки, на которой стояли палатки, а рядом чернело выжженное пятно костровища с закопченным ведром.
– Гляди! Вон там, у палатки!..
Вячеслав Иванович посмотрел, куда показывал Крылов, и замер от неожиданности.
Рядом с откинутым пологом четырехместной палатки сушилось на кольях несколько черных курток, на которых просматривались «фирменные» нашивки боровской «семерки». Номер отряда, номерной знак осужденного, его инициалы и фамилия.
Всего, чего угодно, мог ожидать Грязнов, но только не подобного поворота событий.
– Кто-нибудь еще из наших об этом знает? – едва слышно спросил он, обшаривая глазами полянку.
– Вроде бы нет. Я и сам-то случайно увидел.
– В таком случае никому об этом ни слова, и уводим людей от греха подальше.
– Но ведь… – попытался было сказать свое Крылов, однако Грязнов остановил его движением руки. – Слушай меня и делай, что скажу. Нам эта бойня сейчас ни к чему. К тому же мы не знаем, чем, кроме слег и топоров, они вооружены. Так что тихо-мирно сдаем свои позиции и возвращаемся в Пятигорье. Ну, а там уж… В общем, все остальное я беру на себя.
– Как же так, Иваныч?! – взвился было Крылов, однако Грязнов вновь не дал ему договорить.
– Делай, что сказано! Можешь считать это приказом.
В Пятигорье они вернулись еще засветло, и Грязнов тут же позвонил Юнисову. Поначалу не поверив услышанному – уж слишком дикой представлялась ситуация, когда спецконтингент строгого режима вывозят без охраны в тайгу, как на пикник, – Юнисов переспросил даже, не ошибся ли, случаем, «товарищ генерал», однако Грязнов только рявкнул на него. Но и без этого «рыка» Юнисов уже осмысливал неожиданную для него информацию.