Дело Чести, или шесть дней из жизни одного принца

Нарватова Светлана

— Ключевое слово здесь «для исса». Мама нам с детства вбивала в голову, что глупо без толку разбазаривать налогооблагаемую базу. Я собирался ему предложить выбор — жизнь или статус. Думаю, даже у такого идиота хватило бы ума отказаться от сомнительной чести умереть аристократом в пользу жизни обычным смертным. За воровство ему в любом случае придется отсидеть пару лет в тюрьме. Но это должно пойти ему только на пользу — от опиума отвыкнет. У нас уже были такие прецеденты. Благо, насколько я понял, он подсел недавно. И в его случае

за пару поместий Тагард вполне может откупить половину срока. Рано или поздно он, конечно, станет трупом. Как и любой из нас. Но пока другой угрозы для его жизни кроме него самого я не вижу.

— Но ведь он не брал Чашу, не так ли?

Я не видел смысла лгать. Совсем лгать.

— Да, Чашу взяла Лисса, а подбросил Рудди. Руден хотел таким образом спасти Ливи и хоть как-то помочь своему другу-наркоману. — об остальных его мотивах я просто умолчал. — Но прочие драгоценности украл Тагард. — И я перевел разговор в другое русло: — Как вы нас нашли?

— Рудди собирался у тебя что-то уточнить, стал искать и не нашел. Ни тебя, ни Тагарда, ни Дамиана со товарищи. И поднял тревогу. К счастью, Грэйди еще не успел отъехать. И Ливи подсказала, где тебя искать.

— Что с вентарцами?

— Шестеро участвовавших в побоях, у Нидарии в темнице. С Дамианом я серьезно поговорила. Пить хочешь? — поспешила она сменить тему менее болезненную.

Очень. Я очень хотел пить. А еще больше — выпить.

— А вина можно? Красного?

— Хорошо, сейчас принесу, — и Недотрога выскользнула из двери.

Оставив свою книжечку на кресле.

Книжечка лежала и подмигивала мне несуществующим глазом.

Просто бесчеловечно так издеваться над людским любопытством.

Я сжал покрепче зубы (невероятно, но мне снова удалось сохранить их полный комплект!) и потянулся за нею.

И не пожалел.

Открыв первую страницу, я понял, что сорвал банк, потому что это был ДНЕВНИК.

Он не мог похвастаться древностью записей, его начало было датировано днем раньше моего прибытия к Сорентам. Видимо, книжка была выделена непосредственно для этой поездки. Содержала она преимущественно записи, касавшиеся вассальных тяжб. Но на десятой странице я обнаружил запись, ради которой готов был еще раз схлопотать дубиной по голове:

Ну какая же ты все-таки дура! Это было простительно в четырнадцать лет — влюбиться без памяти в загадочного красавца-принца, от которого было без ума все женское население дворца. Даже то, которое им выставлялось утром из его спальни.

Это было глупо, но, по крайней мере, объяснимо.

Тебя можно было понять в восемнадцать, когда ты увидела черты того Волшебного принца из юности в своем страже. Страже, который был готов отдать жизнь, чтобы стать для тебя Рыцарем твоей мечты.

Конечно, матушка договорилась с ним о другом и по более сходной цене, но это уже мелочи…

Но

сейчас! Сейчас, когда у тебя нет никаких иллюзий по поводу сути всех Вегейросов и Аскаилоне вместе взятых, как, объясни мне, КАК ты могла опять повестить на его обаяние?

И тут дверь открылась, и в комнату вошла Недотрога.

Я успел лишь закрыть дневник и положить его на край кровати.

— Ранир, перестань делать вид, что ты впервые видишь эту книжку и понятия не имеешь, как она оказалась на твоей постели, — недовольно проворчала Недотрога, возвращая свое имущество.

— Какую такую книжку?

— Я прекрасно знаю твое не обремененное совестью любопытство, так что кончай отнекиваться. Вот скажи, у своих родных ты бы тоже стал читать личные дневники?

— Нет, конечно. Во-первых, они мне не настолько интересны, — судя по потеплевшему взгляду, комплимент попал в цель. — Во-вторых, мои близкие не ведут дневников в принципе, это у нас семейное. Ну а в-третьих, — продолжил я совсем уж тихо, — от них за такое можно и в дыню получить…

И вжал голову в плечи, поскольку Недотрога замахнулась на меня той самой книжкой. Я мгновенно изобразил из себя немощь болезную в надежде, что милосердие лекаря возьмет в ней верх над гневом оскорбленной девицы.

И не ошибся.

— Ты свинья. — Она обреченно опустила руки.

— Хрю-хрю, — согласился я с ней.

— Но что бы ты там ни вычитал, — а вот и в правду, что я там не вычитал? Вопрос весьма злободневный, — это уже не имеет никакого значения.

— Почему это?

— Потому что я выхожу замуж.

— О, да! Очень взрослый, зрелый поступок — согласиться на предложение почтенного старца Анжи Привлянского…

— Намин Миранир! У вас совесть есть? Ты подслушиваешь мои разговоры, читаешь мой дневник, а теперь еще выясняется, что перехватываешь мою почту!

— Почту, между прочим, перехватил не я. Я просто случайно услышал о содержании письма.

Больше всего в этот момент я боялся, что она поинтересуется, кто же его перехватил. Но она лишь спросила, есть ли разговоры, которые мною не подслушиваются. Я ответил, что не знаю, поскольку их не слышал.

Мы посмеялись: я — очень осторожно, чтобы не разболелись избитые ребра, она — во весь голос.

— Так что ты забыла в браке с этим придурком?

— У него, во всяком случае, в отличие от некоторых, есть хоть какое-то подобие порядочности, — фыркнула она.

— Ну надо же, в результате раскопок в этих руинах обнаружилось целое достоинство. Поверь, порядочность у него сохранилась только потому, что он никогда ею не пользовался, а теперь уже и забыл, как это делается. Я не одобряю твой выбор.

— А что, я должна была ждать, пока предложение сделаешь ты?

— Не так уж долго ждать пришлось бы…

— Чего ждать?

— Предложения.

— Какого?

— Руки.

— Чьей?

— Моей.