Дело дамы с леопардами

Маллоу М. Р.

– Мне не нужно твое дело! – потеряв терпение, тоже заорал бывший коммерсант. – Пусть оно уходит с молотка. Пусть оно катится к черту в задницу! Ты изуродовал мне всю жизнь своим делом!

Гробовщик чуть не плакал.

– Но оно же пропадет!

– Туда ему и дорога!

– Ладно, – с мстительной покорностью сказал отец. – Ладно. Я усыновлю молодого итальянца.

– Валяй, – Джейк пожал плечами. – Усынови. Хоть молодого итальянца, хоть старую итальянку.

Он опять хотел уйти, но отец поймал его за рукав.

– Хорошо, быть посему, – сказал он. – Если ты

не хочешь, если ты не можешь, если у тебя нет… – он замолк. – Так ты продаешь автомобили?

– Да.

– И сколько же ты продаешь автомобилей в год?

– Несколько сотен.

– Войди в берега, – посоветовал отец. – Несколько десятков, ты хотел сказать? Двадцать автомобилей? Двадцать пять? Тридцать?

– Они дешевые, – коммерсант небрежно махнул рукой. – Автомобили стали покупать чаще, чем ботинки. Ты не представляешь, как расхватывают фордовские жестянки.

Отец зевнул.

– А если продать столько жестянок, что на них упадет спрос?

– Я подумываю об этом.

– О чем ты думаешь?

– Я как раз и не хочу вступать в твое дело, потому что у меня есть планы на другие дела.

– И что же это за планы? Скажи мне, сыночек.

Запоздалая мысль догнала Джейка Саммерса и он застыл от ужаса. Перед ним была головоломка – как всегда. Предложение отца было недостающей частью неизвестного целого. Следовательно, все шло правильно. Но то, во что сложились эти части, оказалось худшим кошмаром его жизни.

Сделав то, что говорит отец, завтра он забудет все денежные проблемы. А послезавтра сможет застрелиться с легкой душой, потому что жизнь его не будет иметь смысла. Все, ради чего он в свое время сбежал из дома, все, чему научился и что делал, все, чем был счастлив – все было зря.

Значит, проиграл? Проиграл всю жизнь со своими мечтами?

Пусть.

«Я не приму его предложения. Никогда. Независимо от того, чего это будет стоить и какими будут последствия».

– Не хочешь говорить? – гробовщик засмеялся. – Значит, я прав, сыночек. Дела у тебя плохо. А ведь я искал тебя! Что, не веришь? А я искал. И знаешь, что я тебе скажу?

Сын молча смотрел на него.

– Первая твоя профессия была китобой, – эти слова старый гробовщик произнес со значением. – Так? Так или нет?

– Нет. Я был простым палубным матросом на китобойном судне.

– Ты должен был научиться бить китов. Не научился. Поэтому…

– Каких, в жопу, китов! – Джейк почувствовал, как яростно бьется сердце. – Вот юнга, вот палубный матрос, матрос, два помощника капитана, капитан. А вот китобой. Понимаешь разницу? Я шел в ма-тро-сы!

– Но все равно ты был в доле, – спокойно заметил отец.

– Папаша, я драил палубу, вязал снасти, никаких китов никогда не добывал, делать этого не умею, не хочу и не буду.

– Значит, ты не умеешь добывать китов, – отец развалился в кресле. – Кем ты стал потом?

– Шарлатаном, – лаконично ответил Джейк.

– Много заработал?

– Кое-что, – Саммерс пожал плечами. – Но дело оказалось такое… или, вернее, дела оказались такие… Знаешь, папаша, лучше быть жуликом на законном положении.

Тут Саммерс умолк.

– Итак? –

вопросил отец.

Ответа не было.

«Единственная атака, которую я мог бы предпринять, – думал бывший коммерсант, – прямое обращение к этому Скьявони. «Все ждут моей смерти». Все – это же явно он. Сколько он даст за то, чтобы я убрался из города? Боюсь, что ничего. Нет, так не пойдет».

– Матрос из тебя получился, я в этом не сомневаюсь, – неторопливо проговорил похоронный церемониймейстер. – Шарлатан, мошенник, автомобильный дилер – все они получились из тебя будь здоров, но дело не в этом, – отец почесал седую голову. – Итак, я тебе предлагаю возможность – только потому, что я твой отец. Иначе ты, конечно, никогда бы не получил этого. Вот посмотри, ты уже прошел длинный путь своей жизни. Ты потерпел крушение. Не так ли, дорогой бывший шарлатан, неудавшийся китобой? А я даю тебе Возможность. Подумай как следует. Ты уже немолод. О, это очень неприятно, я знаю! То, что я говорю, оскорбительно. Но подумай, сын мой. Я знаю, что тебя дразнили в школе. Я знаю, что ты так любил стрелять из револьвера, потому что пороховой запах перебивает запах покойника. Он впитывается в рукава, в обшлага сюртука, в воротник. (Он понюхал рукав). Я знаю это очень хорошо. Я сам страдал от этого. Но сейчас я даю тебе дело и оно стоит на твердых основаниях.

Он лукаво посмотрел на сына.

– Ты, конечно, хочешь жениться?

– Папаша, – кисло спросил Джейк, – ну, ты-то с чего решил, что я хочу жениться? Тебе опять сказал доктор Моррис? Или это был мистер Скьявони? Может, сам Форд?

– Женишься ты или ты не женишься, – небрежно отмахнулся отец, – не забывай, у тебя есть сестры. И их надо будет обеспечивать.

– Ты же сказал, что они обеспечены.

– Они обеспечены, – гробовщик пожевал губами. – Ну, хорошо. Но если бы я записался на китобой, убежав из дома – я вернулся бы помощником капитана.

– А если бы ты записавшись на китобой, чтобы только убежать из дома, понял бы, что хочешь другого? Ты еще не знаешь чего, но уже понял, что не этого – тогда ты бы тоже вернулся домой помощником капитана?

– Да, конечно, я бы вернулся домой помощником капитана! – воодушевился отец. – И я тебе объясню, почему. На капитана я бы не потянул.

Саммерс тяжело вздохнул.

– Я тебе еще раз говорю: ты понял, что ты дождешься окончания рейса, чтобы у тебя в кармане были деньги. Тебе просто нужны деньги, чтобы искать свое дело.

Отец кивнул.

– Тогда я сказал бы себе так: я год проплавал на китобое – одним из последних китобоев в Америке. Неужели я уйду отсюда неудачником? Нет, я не уйду отсюда неудачником. Я запишусь к Фреду Хойну в норвежскую флотилию и буду добиваться…

– Да зачем же ты, как последний идиот, запишешься во флотилию, если твоя цель – заниматься тем, что ты любишь, а ты, как дурак, как последний идиот, занимаешься тем, что ненавидишь?! Почему люди вечно вешают себе на шею первый попавшийся хомут – и потом носят его всю жизнь? Ведь это самая главная глупость. Ты понимаешь, что я готов умереть, но, пока жив, хочу заниматься тем, что люблю?!