Дело Джен, или Эйра немилосердия

Ффорде Джаспер

– Судьба.

Повисла пауза. Ахерон улыбнулся.

– Ты всегда мне нравилась, Четверг. Ты перевернула мою жизнь. Как мы все знаем, нет ничего более соблазнительного, чем сопротивление. Я часто думал, что будет, если мы снова встретимся. Моя блестящая ученица, моя протеже. Мы ведь были почти любовниками.

– Я никогда не была вашей протеже, Аид.

Он снова улыбнулся.

– Ты никогда не хотела новую машину? – внезапно спросил он.

Конечно, хотела. Я так ему и сказала.

– А большой дом? Два больших дома? С парком. И картинами Рембрандта.

Я

поняла, к чему он клонит.

– Если вы хотите меня купить, Ахерон, то вы должны выбирать верную валюту.

Он помрачнел.

– А ты сильная, – сказал он. – Жадность одолевает почти всех.

Я разозлилась.

– Зачем вам рукопись «Чезлвита», Ахерон? На продажу?

– Украсть и продать? Какая пошлость! – фыркнул он. – Мне жаль твоих друзей. От разрывных пуль столько брызг, правда?

Мы стояли лицом к лицу. Скоро должны были подоспеть парни из Четырнадцатого.

– На землю, – приказала я. – Или, клянусь, буду стрелять.

Внезапно Аид превратился как бы в размытое пятно. Послышался резкий треск, что-то ударило меня в плечо. Потом пришло ощущение тепла, и я с каким-то отстраненным любопытством отметила, что в меня попала пуля.

– Хорошая попытка, Четверг. А как насчет другой руки?

Оказывается, я тоже машинально выстрелила в него. С этим он меня и поздравлял. Я понимала, что у меня не более тридцати секунд до того, как я начну терять сознание от потери крови. Я перебросила пистолет в левую руку и снова прицелилась. Ахерон одобрительно улыбнулся. Он продолжил бы свою жестокую игру, если бы вдали не завыли полицейские сирены. Ему пришлось поторапливаться. Он выстрелил мне в грудь и ушел, оставив меня умирать.

Агенты ТИПА-1 тихонько ерзали и переглядывались, слушая мой рассказ. Мне было плевать, верят они мне или нет. Аид оставил меня умирать, но мой срок еще не пришел. «Джен Эйр», которую отдал мне Тэмворт, спасла мне жизнь. Я сунула ее в нагрудный карман, и мягкая пуля разнесла книгу, но не прошла в тело. Я получила перелом ребер, контузию легкого и гематому, от которых можно было сдохнуть – но я выжила. Удача или рок, думайте что хотите.

– Все? – спросил Скользом.

Я кивнула.

– Все.

Конечно, это было не все, но остальное их уже не касалось. Я не рассказала, как Аид воспользовался смертью Филберта Орешека, чтобы эмоционально сломать меня. Этим он и спровоцировал меня на первый выстрел.

– Это почти все, что мы хотели узнать, мисс Нонетот, – сказал Скользом. – Можете вернуться в ТИПА-27, как только поправитесь. Хочу напомнить вам, что вы связаны обязательством хранить молчание – вы дали подписку. Неверное слово может иметь для вас очень болезненные последствия. Вы не хотите ничего добавить?

Я глубоко вздохнула.

– Я понимаю, что многое из моего рассказа кажется невероятным, но это правда. Я первый свидетель, который видел Аида и остался в живых. Кто бы ни преследовал его потом, он должен знать, на что способен этот человек.

Скользом откинулся на спинку кресла. Он покосился на мужчину с нервным тиком, тот кивнул в знак разрешения.

– Пустой разговор, мисс Нонетот.

– То есть?

–

Аид мертв. ТИПА-14 не безнадежны, несмотря на чрезмерную склонность палить где попало. Его преследовали до автострады M-4, где он разбился вместе с машиной на перекрестке двенадцать. Машина перелетела через дамбу и взорвалась. Мы не хотели вам рассказывать, пока не выслушаем ваши показания.

Новость поразила меня в самое сердце. Месть была главным чувством, которое последние две недели помогало мне выжить. Без жгучего желания увидеть, как покарают Аида, я, возможно, отдала бы концы. Но без Ахерона вся моя исповедь оставалась бездоказательной. Я и не ждала, что они поверят каждому моему слову, но я надеялась, что буду отомщена, когда до него доберется кто-нибудь другой.

– Извините? – невпопад спросила я.

– Я сказал, что Аид погиб.

Я выпалила:

– Нет!

Скользом решил, что моя реакция – последствие травматического шока.

– С этим трудно смириться, но – да. Сгорел до неузнаваемости. Пришлось опознавать его по карточке стоматолога. У него все еще был при себе револьвер Орешека.

– А рукопись «Чезлвита»?

– Ни следа. Думаем, тоже сгорела.

Я уставилась в пол. Вся операция пошла прахом.

– Мисс Нонетот, – сказал Скользом, поднимаясь, и положил руку мне на плечо, – вам будет приятно услышать, что вся эта информация не разойдется по Сети дальше ТИПА-8. Можете вернуться в свой отдел с незапятнанным личным делом. Вы наделали ошибок, но никто из нас не знает, как все обернулось бы при ином стечении обстоятельств. Что до нас, то мы больше не встретимся.

Он отключил магнитофон, пожелал мне выздоровления и вышел. Остальные последовали за ним, но человек с тиком задержался. Он подождал, пока его коллеги уйдут подальше, и прошипел.

– Мне кажется, что вы просто все наврали, мисс Нонетот. Мы не можем себе позволить терять таких людей, как Филип Тэмворт.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что сказали мне его имя.

Он хотел было что-то добавить, но передумал и убрался к черту.

Я встала из-за стола, вышла из импровизированной комнаты для допросов и подошла к окну. Снаружи было тепло и солнечно, деревья раскачивались под легким ветром. Казалось, в мире нет места таким, как Аид. Я позволила себе вернуться к воспоминаниям о том вечере. О том, о чем я сейчас умолчала. Об Орешеке. Ахерон сказал тогда кое-что еще. Он показал пальцем на старое, усталое тело Орешека и сказал.

– Филберт просил передать тебе, что ему очень жаль.

– Это отец Филберта, – поправила я его.

– Нет, – хихикнул он. – Это Филберт.

Я снова посмотрела на Орешека. Он лежал на спине с открытыми глазами, сходство было несомненным, несмотря на шестьдесят лет разницы в возрасте.

– О господи, нет! Филберт! Это был он?

Ахерон казался страшно довольным.

– «Задержался» – это термин Хроностражи для агрегации времени, Четверг. Я удивлен, что ты этого не знаешь. Он застрял вне «здесь и сейчас». И меньше чем за минуту на него обрушилось сразу шестьдесят лет. Неудивительно, что он не хотел, чтобы ты его увидела.