Дело Фергюсона
Шрифт:
— Поехал ловить рыбу. Я его отпустил на день.
— Так он теперь у тебя работает?
— Вы же сами знаете, мистер Гранада.
— А прежде работал у Бродмена, так?
— И это вы знаете. Гэс ушел от него. А мне был нужен помощник.
— Я немного не то слышал. Будто Бродмен его выгнал.
— Люди чего не наврут, мистер Гранада. — Слово «мистер» Мануэль иронически подчеркнул.
— Лишь бы ты с них примера не брал. И скажи Гэсу, когда он вернется с рыбой, что он мне требуется.
Мануэль вышел, балансируя тяжелым колпаком на голове.
— Пелли-стрит! —
— Если бы мне кто-нибудь зашил за лацкан пухленькую чековую книжку!
— А я думал, все адвокаты купаются в деньгах.
Следом за Уиллсом мы направились в глубину лавки. Там часть помещения была превращена в прямоугольную клетку со стенами и потолком из стальной сетки. Дверь из той же сетки в стальной раме стояла распахнутая, навесной замок был отперт, и мы вошли в этот странноватый кабинет Бродмена.
В дальнем углу клетки чернел куб старомодного железного сейфа. Упиравшаяся изголовьем в сейф незастеленная койка была полускрыта массивным старым письменным столом. На нем среди бумажных сугробов виднелся телефонный аппарат со снятой трубкой. Я протянул руку, чтобы положить ее на рычаг, и чуть не провалился сквозь пол. Гранада вцепился мне в плечо железными пальцами.
— Осторожнее, мистер Гуннарсон!
Я попятился от открытого люка и поглядел на деревянные ступеньки, исчезавшие в желтоватом сумраке. Гранада положил трубку на рычаг, и телефон тут же зазвонил. Уиллс взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и выхватил трубку у Гранады.
— Дай мне, Пайк.
Слушая, Уиллс бледнел, и на его лице четко вырисовывались грязные потеки пота.
— Нехорошо. Срочно пошлите туда бригаду. Понятно? — Он повесил трубку и сказал Гранаде: — Бродмен умер.
— От ударов по голове?
— Будем считать, что так, если вскрытие не обнаружит чего-то другого. Пока точно мы знаем только, что его убили. Пошарь в подвале, Пайк. Там полно старых ковров и матрасов, и вроде бы кто-то их ворочал. Я ничего интересного не нашел, но, может, тебе повезет больше.
— А что мне надо искать?
— Тупое орудие со следами крови. — Гранада полез в подвал, а Уиллс повернулся ко мне: — Мистер Гуннарсон, я рад, что вы задержались тут. Мне надо с вами поговорить. То, что произошло, меняет ситуацию вашей клиентки.
— К лучшему или к худшему?
— Ну, это зависит главным образом от нее самой, ведь так? И от вас. Последние сутки она провела в тюрьме, и, следовательно, в отличие от прочих членов банды, руки у нее этим убийством замараны быть не могут. Так что у нее нет никаких разумных причин не пойти с нами в открытую и тем, возможно, избавить себя от больших неприятностей.
— Но что она может знать об этом убийстве?
— Я ведь не утверждаю, что ей о нем
То же, что и сейчас, подумал я, ведь навстречу они не идут. Тем не менее попытка Уиллса перейти на мой язык произвела на меня впечатление.
— По-вашему, это убийство — работа той же банды?
Он кивнул.
— Мы некоторое время подозревали, что Бродмен — их скупщик. Во всяком случае, что он один из их каналов сбыта. На прошлой неделе мы получили конкретную улику: на аукционе в Лос-Анджелесе были выставлены старинные часы из золоченой бронзы. Кто-то из тамошних специалистов по кражам заметил их, потому что вещь уникальная, и заглянул в наш список. Часы значились среди похищенного у Хемшайров в Футхилском округе, а на аукцион их вместе с другими вещами прислал Бродмен. Ну, конечно, у него было наготове объяснение: часы он купил у оказавшейся в стесненных обстоятельствах почтенной старушки, которую никогда прежде не видел. Откуда ему было знать, что они краденые? Да, конечно, наш список ему прислали, как всем закладчикам, но у него плоховато со зрением. Если он все время будет перечитывать полицейские списки, так когда же ему заниматься делом?
Уиллс прислонился к письменному столу и задумчиво посмотрел сквозь сетку. Сваленные в беспорядке вещи неопровержимо свидетельствовали, что ничего этого туда с собой не возьмешь.
— Бродмену было бы лучше попасть за решетку, — сказал он, — но часы на арест не потянули. Доказать, что он знал их происхождение, мы не могли. Однако он понял, что мы его вычислили, и хотел очиститься. Когда вчера Элла Баркер продала ему этот брильянт, он бросился к телефону, едва она вышла из лавки.
— Вы думаете, он знал, что кольцо краденое?
— Уверен. Кроме того, он знал ее.
— А вы можете доказать это, лейтенант?
— Безусловно. И говорю это, чтобы дать вам возможность выйти из-под удара. Примерно полгода назад Бродмен лежал в больнице, и Элла была одной из его палатных сестер. Они словно бы подружились. Спросите у нее сами, когда заговорите с ней о платиновых часиках. И добейтесь ответа — вы ей услугу окажете. Ей-богу, мне совсем не хочется смотреть, как вашу клиенточку переедет паровой каток.
— Так вы, по-вашему, паровой каток?
— Не я, а закон.
Тут появились другие служители закона с фотокамерами и наборами для снятия отпечатков пальцев. Я вышел на улицу. В глаза ударил режущий солнечный свет, двумя лезвиями отражавшийся от хромировки двух полицейских машин у тротуара.
На этой убогой улице они привлекали внимание, но в обратном смысле. Прохожие отворачивали от них головы, точно пытаясь избежать их черных чар. Я догадался, что слух о смерти Бродмена распространился по городу, как зловещее пророчество о бедах, поджидающих Пелли-стрит.