Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции
Шрифт:
АНТОН. Совершенно верно. А умрут в первую очередь именно они. Вот мы и видим вымирание учителей, вымирание военных.
МИНКИН. Значит, должны остаться только те, которые бурят скважины?
АНТОН. Естественно… У нас социальные выплаты достаточно большие. Если мы их сократим, что у нас произойдет?
МИНКИН, Если перемрут историки и пенсионеры…
АНТОН. Мы на них не будем деньги тратить. Это плохо, но сейчас у общества не хватает денег на развитие… Мне не интересен человек, который занимается наукой ради науки. Мне интересен человек, который занимается наукой, чтобы получить большие деньги…
МИНКИН. А тот учёный, который расшифровывает
АНТОН. А он прибыль какую-нибудь приносит?
МИНКИН. …должен умереть?
АНТОН. Что поделаешь.
МИНКИН. В жизни есть ценности кроме экономики.
АННА. Все эти ценности хороши в сытом обществе.
МИНКИН. Вы говорите примерно следующее: вот сейчас существует Россия, 145 миллионов жителей, 70 – должны умереть, потому что они балласт.
АНТОН. Да. Они не нужны обществу…»
«Общество не нужно обществу», – вот что говорят, если вдуматься, будущие командиры созданного обществом хозяйства.
В ответ на эту публикацию Григорий Явлинский написал:
«Власть и политика [13] в целом у нас находятся вообще вне моральных координат. Так называемый прагматизм в российском исполнении – цинизм – яд для общества. Отравленное общество не чувствует даже собственной боли. Это тупик.
В 2001 году впервые, наверное, за полвека в армию призвали ребят, которые не умеют читать и писать. Вот один из результатов десятилетия реформ. Другой результат – такие «образованные» люди, как Антон.
13
Здесь следовало бы добавить экономику.
Снобы из «вышки» (ГУ–ВШЭ. – Авт.) умеют читать и писать, но, видимо, только то, что «приносит дивиденды». Они думают, что знают, как выжить в новых условиях. Но те, в армии, тоже знают и ещё подучатся. И когда вернутся, могут объявить лишними разных там «бакалавров», как сегодня бакалавры объявляют лишними специалистов по истории Урарту».
Поговорим же теперь и о такой структуре, как финансы.
В отличие от всех других товаров и услуг деньги можно оставлять у себя без затрат. Такой ресурс, как время, у них не ограничен. Если у одного человека есть корзина яблок, а у другого – деньги, то владелец яблок будет вынужден продать их через короткий срок, чтобы не потерять свой товар. А обладатель денег может подождать, пока цена на них (процент) не придёт в соответствие с его представлениями. Так ресурсное преимущество денег тормозит экономику.
Так было раньше, но ещё хуже стало в ХХ веке, когда финансовая система фактически перешла на обслуживание самой себя. Возможность вообще не вкладывать финансовые средства в производство, а заниматься спекуляциями: скупкой и перепродажей акций, облигаций, закладных, привела к тому, что финансы оторвались от реальной экономики и жизни людей на Земле. Экономика, следуя за финансами – хоть она и не в состоянии их догнать, – поставила главной своей задачей получение прибыли и начала раздувать потребительство. Интересы человеческой популяции и финансов разошлись окончательно.
Между тем, то, что процентная финансовая система разрушает социальный организм, люди знали издревле. Приведём свидетельства:
Ветхий завет. – «…Если
Аристотель. – «…Ростовщика ненавидят совершенно справедливо, ибо деньги у него сами стали источником дохода, а не используются для того, для чего были изобретены. Ибо возникли они для обмена товаров, а проценты делают из денег еще больше денег…»
Евангелие от Луки: «…И взаймы давайте, не ожидая ничего».
Коран. – «…Аллах разрешил торговлю и запретил рост», «Уничтожает Аллах рост и выращивает милостыню».
Никейский собор (325 год) запретил всем духовным лицам взимать проценты; нарушителей немедленно лишали сана. Второй Латеранский собор (1139). – «Кто берёт проценты, должен быть отлучён от церкви и принимается обратно после строжайшего покаяния и с величайшей осторожностью».
Мартин Лютер (1483—1546). – «…Ростовщик и скряга – это и правда не человек; он и грешит не по-человечески… Отвратительнее он, чем любой враг и убийца-поджигатель. Потому если колесуют и обезглавливают уличных грабителей, убийц и преступников, то сколь же больше нужно сначала колесовать и пытать всех ростовщиков».
Зная, что проценты разрушают общество, владыки объявляли Святой год: раз в семь лет прощались все проценты и долги. Так ограничивался вред, наносимый ими. Дело в том, что при 10% оплаты кредита за семь лет по процентам набегает исходная сумма. Поэтому если заёмщик возместит лишь проценты, то за это время он вернёт исходную сумму и может быть прощён. Но надо иметь в виду, что эта норма распространялась только на «своих». Чужих можно было обирать без всяких ограничений.
Теперь, похоже, все друг другу чужие, и никаких «Святых годов» мы не наблюдаем. Вцепившись в парадигму возрастания потребления благ, люди сжирают планету с огромным ускорением; ныне годовой прирост мировой экономики – всего 2%, а по объёму он соответствует всему произведенному в мире продукту с 1600 по 1700 год.
И наряду с этим нас всех и каждого в отдельности уговаривают: купи, купи еще, купи более модное, современное… Утверждения, что реклама, маркетинг, упаковка и многое другое направлено на удовлетворение потребностей людей – ложь. Нет, их цель – активное формирование нового вида живого существа, «человека жрущего». Потерявшие чёткие ориентиры, неуверенные в своих убеждениях, полагающиеся на деньги как единственный критерий ценности, люди превращены в винтики, в потребляющую часть глобального механизма производства–продажи.
Так структура, антагонистическая культуре сообществ, уничтожает человечество.
Ныне она начала съедать Россию.
Технология оболванивания
Средства информации в традиционном обществе были просты: устные сообщения, оглашения декретов власти, книги, с какого-то момента – немногочисленные газеты. Развитие шло естественным путем, и все причастные к этому процессу стремились к сохранению правдивости (в своём, разумеется, понимании). Язык людей, а затем и письменность достигали стабилизации благодаря именно тому, что слова и понятия приобретали однозначность, что и есть правдивость.