Дело Килиоса
Шрифт:
И мы отправились в путь. Сначала шли на север; потом взяли западнее. Было довольно темно, и мы продвигались медленно. Вскоре выбрались на дорогу, о которой упоминал Гуров. Идти стало легче. Серая лента шоссе была чуть более светлой, чем все вокруг. Наши шаги отдавались эхом, как в пещере. Птицы не пели. Леса не было видно, хотя, возможно, дальше на взгорьях и росли деревья. Минут двадцать мы шли не разговаривая. Наконец Баракс нарушил молчание:
– Как ты думаешь, какие у Килиоса шансы?
– Спроси лучше, сколько у нас шансов найти его, схватить и увезти обратно, - буркнул я. Неизвестно
Через полчаса впереди показались огоньки. По местному времени было около четырех часов утра. У дороги стояли белые домики - поселок. Мы стали осторожнее. Между домами никого не было видно. Однако на небольшой площади в центре поселка под стеной здания с башенкой сидели несколько мужчин. Я уже знал, что здание с башенкой - это церковь.
– Подойдем?
– предложил я. Баракс был не в восторге от моего предложения, однако беспрекословно подчинился и последовал за мной. Иначе поступить он не мог: я был начальником нашей небольшой экспедиции, а дисциплина есть дисциплина.
Заслышав шаги, сидящие у стены встали, тревожно вглядываясь в темноту. Мы подошли к освещенному фонарями месту, я застегнул пиджак и любезно поздоровался:
– Буэнос ночес, сеньоры!
Это были мои первые слова из 1992 года. Не впервой мне выполнять задания в прошлом, однако в 1992 году гостить еще не приходилось. Правда, на первый взгляд, девяностые годы не слишком уж отличаются от знакомых мне пятидесятых или семидесятых.
– Доброй ночи, - буркнули неохотно аборигены, оценивающе разглядывая наши лица и одежду. Я старался вести себя спокойно и уверенно, держался как можно естественней.
– У нас испортилась машина, это в нескольких километрах отсюда... Мы иностранцы, - таким образом мое несовершенное произношение сразу же получило объяснение.
– И хотели бы попасть в Боливар. Или, по крайней мере, в какой-нибудь город поблизости.
Мужчины молчали.
– Если бы можно было одолжить какую-нибудь машину, - продолжил я и, вспомнив о деньгах, которые оставил мне Гуров, поспешно добавил:
– Разумеется, мы хорошо заплатили бы за это.
Аборигены переглянулись, и один из них пробормотал:
– Сейчас что-нибудь придумаем, сеньоры. Подождите.
И они ушли все вместе в одну сторону. В восточной части неба едва заметно забрезжил сероватый неясный свет.
Вдруг из темноты послышались громкие слова команды, и неожиданно появились четверо усачей в одинаковой одежде. Прежде чем мы успели сообразить, что происходит, нас взяли в кольцо. Мы поняли, что это совсем не те люди, которые нас здесь встретили. У этих на ремнях на правом боку висели черные треугольные коробочки. Оружие, - догадался я, - мундиры. Это означало, что окружавшие нас принадлежат к какой-то военизированной организации.
– К стенке!
– крикнул один из них.
– Не двигаться!
Мы и не собирались двигаться. Впрочем, к стене становиться мы тоже не стали. Тогда тот, что кричал, подошел ко мне.
– Ты что, не слышал приказа?
– Это вы мне?
– удивился я. Ничего не поделаешь, человек не в состоянии переделаться за какую-то минуту. Даже если у меня
Позже, когда я вспоминал эти мгновения, ко мне неизменно возвращалось ледяное оцепенение - оно поднималось от колен. Я был просто не в состоянии поверить, что подобное может произойти. Вы ждете, чтобы я рассказал, что же было потом?
Он ударил меня в лицо. Я покачнулся, но не от удара. Какую-то долю секунды я стоял, как в тумане, все еще не понимая, что происходит. Эпоха, в которой мы живем, давным-давно не знает подобного обращения. Прошли века с тех пор, как человек в последний раз поднял руку на другого человека. А тогда события стали развиваться с головокружительной быстротой. Увидев, что произошло, Баракс начал действовать. Двое в мундирах еще валялись на земле, а он уже был рядом с третьим. Наконец и я очнулся от столбняка, схватил того, кто ударил меня, и швырнул приемом, который тысячи раз отрабатывал в спортзале. К сожалению, удар был настолько силен, что полицейский, ударившись головой о мостовую, растянулся без чувств.
Только тогда мне пришло в голову, что обезвредить его можно было бы куда более удобным и безопасным способом. Но, как видно, его удар пробудил во мне первобытные инстинкты, о существовании которых я даже не догадывался. Во мне вспыхнуло желание дать сдачи собственными руками.
Тем временем Баракс управился с третьим, не дав ему времени выхватить оружие. Я перевел дух, ничего не понимая.
– Черт побери!
– Баракс использовал свое любимое выражение, которое, что греха таить, подцепил у меня.
– Почему он так поступил?
– Бог его знает, - ответил я растерянно.
– Это выше моего разумения.
– А что такое "бог"?
– тут же поинтересовался Баракс.
– Лексический оборот, - пояснил я и вдруг осознал всю нелепость ситуации. Мы в опасности, стоим над четырьмя бесчувственными телами в форме и беседуем о лингвистике.
– Идем отсюда, - сказал я.
Баракс молча последовал за мной. Я оглянулся. На верхушке белой колокольни блестел крест. Наступал день, и солнечный луч над нами был предвестником приближающегося утра.
Крестьян нигде не было видно.
Опять мы шагали по пустынному шоссе.
– Это были полицейские, - пояснил я Бараксу.
– Они следят за общественным порядком.
– Тогда почему он тебя ударил?
Я не сразу нашелся, что ответить. Потом в нескольких туманных выражениях попытался объяснить, что в старину грубость зачастую сопутствовала блюстителям порядка.
Я с азартом принялся рассказывать, а Бараксу было интересно, так как в этой эпохе он еще не бывал. С местным диалектом он был знаком, а с нравами - увы. Задание было у него, как и обычно, четко определено: прикрывать меня и выручать, если попаду в переделку. Поэтому Бараксу было проще. Однако я упустил из виду кристальную чистоту логики Баракса. Если у него возникал вопрос, с ним следовало разобраться, прежде чем переходить к следующему. И мой помощник настойчиво возвращался к событиям в селении.