Дело, которому служишь
Шрифт:
Полбин молча положил на листы журнала левую руку, несколько раз пошевелил пальцами.
– Вот это-то?
– прогудел пилот.
– Из-за таких пустяков не бракуют. Когда комиссию проходил?
– Прошлым летом.
– Фью-ю! Тогда старые инструкции действовали. А ты еще раз попробуй. Отслужишь свое в пехоте - и дерзай.
Неслышно подошла сотрудница библиотеки и сказала, что читальный зал закрывается.
Пилот глянул на нее сверху вниз, комично поднял черные мохнатые брови и положил себе палец на губы.
Они
– Поставили нас как-то на прикол в Енисейской губе... Пустой деревянный барак с железной печкой, мороз под сорок, и на тыщи верст ни одной собаки. Двое нас в бараке. Холодина - жуть! Как-то проснулся я ночью, вижу, печка затухает, а дров - ни поленца. Схватил со стула свитер товарища, сунул его на угли, руки отогрел, растер щеки и опять на боковую... Просыпаюсь утром, ищу свой китель, а товарищ мне пуговицы на ладони протягивает: "На, - говорит, от них все равно тепла нету, пришьешь к новому".
Полбин вернулся в казарму за две минуты до того, как истекал срок его увольнения в город. Все примечавший старшина Возняк первый раз неодобрительно посмотрел на него.
Через несколько месяцев курсанты-одногодичники держали экзамены на получение военного звания командира взвода. Полбин сдал все предметы, получил высокий средний балл и был уволен в запас с квадратиком на петлицах.
В новой серой шинели он вошел в кабинет секретаря Ульяновского райкома партии с твердым намерением просить рекомендацию в летное училище.
– А-а, отслужил!
– поднялся ему навстречу секретарь.
– Гляди-ка: средний командир... Поздравляю.
Он взял Полбина за лацканы шинели и слегка потянул к себе, как бы примеряясь ростом.
– Молодец, что прямо ко мне зашел, молодец. Тут дела сейчас! Закипело, забурлило все... Революцию на селе совершаем. Народ в колхозы пошел, кулака под корень... Ты, небось, пока тебя там "налево кругом" поворачивали, поотстал малость?
– Нет, почему же!
– ответил Полбин - Газеты читаю, мать из дому писала. Да и сами знаете, как у нас в армии сейчас...
– У нас .. в армии. Вишь ты, - усмехнулся секретарь и тотчас же перешел на серьезный тон.
– Бери стул, садись и слушай.
– Он опустился в свое кресло, переложил бумаги на столе, взял какой-то список, отпечатанный на машинке.
– Ты в Грязнухе бывал?
– Да. Проезжал раз или два, - ответил Полбин, усаживаясь напротив.
– Вот поедешь прямо туда. Укладывай свой солдатский сундучок, или что у тебя там, и отправляйся. Тебе, демобилизованному воину, партия серьезное задание дает.
– Какое?
– опешил Полбин.
– Я хотел просить...
– Ты слушай, слушай, - решительным жестом руки остановил его
Задание действительно оказалось не из легких. Всюду в селах возникали первые коллективные объединения крестьян - товарищества по совместной обработке земли, ТСОЗы. Нужны были кадры руководителей новых хозяйств полеводы, бригадиры, табельщики. В селе Грязнуха создавались кустовые курсы крестьянского актива. Полбин был утвержден руководителем этих курсов.
В тот памятный год - год великого перелома - он так и не снимал своей шинели со следами квадратиков на выцветших красных петлицах. Зима и весна прошли в напряженной работе. Нужно было отремонтировать помещения для занятий, подобрать преподавателей, составлять расписание, заботиться о дровах, тетрадях и карандашах.
Полбин выдержал и этот экзамен. 1 июня 1929 года состоялся выпуск слушателей курсов. Бригадиры, табельщики, полеводы, скатав в трубочки тетради с записями и расчетами, разъехались по своим деревням.
Полбин поехал в райком партии. На этот раз секретарь внимательно выслушал его. Но вдруг спросил, лукаво сощурившись:
– Мельницы покоя не дают?
– Какие мельницы?
– вспыхнул Полбин. Он не ожидал, что секретарю райкома известен эпизод из его мальчишеской биографии. "Неужели опять откажет?" - с тревогой подумал он, стараясь прочесть по глазам секретаря, как дальше пойдет разговор.
– Знаю, брат, знаю, - рассмеялся тот, кладя руки на подлокотники потертого кресла.
– Ты не стесняйся, говори, что это было, как там пишут... раннее увлечение авиацией...
– Да нет же, - все еще неуверенно ответил Полбин.
– Баловство. Поспорил с ребятами, они говорили, что побоюсь...
– Допустим, баловство. А вот недавняя проверка библиотек района показала, что вся авиационная литература собрана в Майнской избе-читальне. Это тоже баловство?
– Нет, - твердо ответил Полбин.
– Я наперед знаю, что летчиком буду. Не отпустите сейчас, так через год, через два...
– Это другой разговор, - секретарь поднялся с кресла.
– Значит, выбрал дорогу. Ладно, давай оформлять документы. Обещаю полную поддержку.
Полбин с чувством пожал протянутую руку и пулей вылетел из комнаты.
В июле он был принят в Вольскую теоретическую школу летчиков.
С начала двадцатых годов каждый, кто готовился стать летчиком, проходил два этапа, связанных с обучением в двух разных школах: теоретической и практической. Первые советские летчики учились в Ленинградской теоретической школе, или, как ее называли, "терке", а затем с туманных берегов Балтики перекочевывали на солнечный юг, в Севастополь, где проходили практический курс полетов в Качинской школе, или "Каче".