Дело медведя-оборотня
Шрифт:
Гера со своим братом частенько сиживали рядком на завалинке, пока старый мордвин плел корзины из лозы, и слушали охотничьи истории. В своей фантазии Гера всегда становился их главным героем, только делал он все сразу правильно и вел себя более отважно, и было это не в поволжских степях, а на озере Онтарио, и звали его не Герман Синицын, а Натаниэль Бампо по прозвищу Длинный Карабин…
– Так что же, выходит, медведя-людоеда не существует? Или он призрак? – сказал Антоша, серьезно и вопросительно посмотрев на Лёху.
– Эт чего вдруг? – удивился тот. – А девчонок, получается, кто загрыз? Призрак? Или черт рогатый?
– Что за способ? – подпрыгнул Гера, по случайности едва не порезав себе палец перочинным ножиком.
– Простой.
Старый охотник хотел было закончить на этом, но, увидев пылающие глаза братьев, понял, что те так просто от него уже не отстанут.
– Ладно-ладно. Ничего мудреного. Нужно просто хорошо леса знать и за метками медвежьими смотреть. У каждого зверя своя территория, которую он от других сородичей охраняет. Метки расставляет: кусты ломает, когтями задиры на деревьях делает – все по кругу. А в его центре берлога и есть. Тут-то медведя бить и нужно, на рассвете, пока он спросонья. Так вот.
Братья переглянулись, явно подумав об одном и том же. Охотник, закончив историю, снова принялся за работу, загибая непокорные прутья узловатыми коричневыми пальцами, и, казалось, целиком погрузился в воспоминания.
– Алёха, а ты что, может быть, такие метки видал недавно? – вкрадчиво спросил Гера, поглядывая на Антошу краем глаза.
– А как же, – не отрываясь от работы, утвердительно качнул головой охотник. – Давеча лозу на зиму собирал за дальней сопкой, там за болотом. На рассвете, по холодку. Так там метки и видал, вокруг бора. По высоте, на которой задиры сделаны, понял – здоровенный стервец.
– Так… – решительно произнес Гера, убирая ножичек в карман. И хотя что, собственно, «так», было не вполне понятно, Алёха Ляткин сразу смекнул, что сболтнул лишнего, и, отбросив корзину, нахмурился:
– Нечего такать! И вообще, дуйте домой, уроки учить! Не то доктору, отцу вашему скажу – он вам уши надерет!
Гимназисты, изображая досаду, поплелись по пыльной улице в сторону дома, но уже через пару метров Гера не выдержал, толкнул брата локтем под тощие ребра и принялся воодушевленно шептать ему на ухо детали мгновенно созревшего плана. Антоша некоторое время возражал и рассудительно спорил, но потом махнул рукой и сдался под Гериным напором. Здесь, как и в любом другом озорстве, задуманном и исполненном ими, младший брат олицетворял энергию и порыв, а старший – презренное рассудочное начало, которое неизбежно проигрывало в этом противостоянии…
Вот и теперь Гера, увидев логово врага, хотел немедленно бежать вниз по крутому склону сопки и атаковать, так он и сделал, а Антон остался стоять на вершине, вытянув руки в умоляющем жесте, но вскоре опустил их и угрюмо поплелся следом. Впереди него среди сохлого желтоватого ковыля мелькала серая гимнастёрка и наконец скрылась под темным
Нагнать его удалось только в глубине бора, Гера, нетерпеливо приплясывая, ждал его на поляне.
– Ну? Антоха! Чего ты ползешь? – громко, но почему-то шепотом прошипел он. – Давай ружье скорее! Может, медведь уже рядом!
– Не дам! – ответил тот, на всякий случай тоже шепотом и крепче схватился за ремень. – Я маменьке обещал, что с тобой ничего не случится! Ты… ты ведь и стрелять-то даже не умеешь!
– Ах ты… – Гера на секунду остолбенел, пораженный предательством, но быстро пришел в себя, засопел от ярости и кинулся на брата с кулаками.
Они перелетели через согнутую сухую елку, покатились по палой хвое, разметали муравейник и сцепились, вырывая друг у друга ружье, когда из глубины бора послышались треск сучьев и глухое низкое рычание.
Мальчики немедленно застыли, глядя друг на друга расширившимися глазами. Гера первым пришел в себя, выхватил у брата ружье и с победоносным кличем скрылся среди елок. Антоша поднялся, отряхивая иголки, и, несмотря на мешающую хромоту, устремился за ним следом.
– Герка! Стой! Я все папеньке расскажу!
Но кричать уже не было нужды. Гера стоял на поляне столбом, опустив руки, ружье бесполезно валялось рядом. Перед ним, на середине поляны, среди изломанных веток лежало что-то странное, коричневое и красное, в обрывках ситцевого платья. Перед глазами у Антоши мелькнуло воспоминание о витрине мясной лавки, мимо которой каждое утро они с братом ходили в гимназию, и он согнулся пополам, обдавая рвотой кусты засохшей черники.
Гера наконец ожил, снял фуражку и перекрестился. Затем надел ее, зачем-то снова снял и снова надел. Потом, заметив что-то в кровавой груде, подошел поближе и наклонился, с болезненным интересом разглядывая острый кусок металлического шипа, торчащий из тела. Странно. Он, осторожно переступая, обошел вокруг, изучая муравьев, барахтающихся в запекшейся крови, мятую траву, следы на сероватом песке…
– Антоша… – тихо позвал он брата.
– Что? – ответил тот чужим хриплым голосом, стараясь не смотреть на страшную находку.
– А следы-то человеческие…
Глава 1
Здание Министерства внутренних дел блистало и сияло изморозью в лучах яркого зимнего солнца. Все вокруг было белоснежным и праздничным от свежевыпавшего снега, Фонтанка уже стала крест-накрест исчерченной тропинками, и везде царило оживление, ощущение бодрости и приближающегося праздника. В кабинете министра тоже было непривычно людно и шумно – начальник сыска привел с собой на доклад не только двух своих помощников, но и всю команду Муромцева в полном составе. Собравшиеся долго представлялись и здоровались, рассаживались за массивным лакированным столом, бесконечно передвигая стулья, и, наконец, разместились. С одной стороны Будылин с Щекиным и Ларсеном по правую и левую руку, с другой – сотрудники нового отдела по борьбе с маньяками: Муромцев, отец Глеб и Барабанов, с длинными, слегка подстриженными, а также причесанными по торжественному случаю волосами. Во главе стола, сверкая орденами, председательствовал градоначальник, который в отсутствие министра, как его товарищ, полностью и с большим успехом исполнял все его обязанности.