Дело о физруке-привидении
Шрифт:
Катька собиралась сказать что-то. Но Максим воззвал:
— А знаешь? Ты ему фингал поставила. И он из комнаты не вылезал. И еще с вечера считался выходным. А мы увлеклись вынюхиванием и его пропустили. Не ждали от Терминатора пакости.
Катька покаянно вздохнула:
— Трудно принимать всерьез Терминатора.
— А кстати, пора бы нанести ему визит, — плотоядно ощерился Даник. — Сколько он нам крови попортил…
Максим сожалеюще развел руками.
— А теперь больше не будет.
— Не темни, — вцепилась Катька
— Он дома сидит. Как солнце зашло, так и сидит. И не выйдет. До утра.
Катька уронила в траву фонарик.
— Но почему?!
Симрик втянул воздух и отчаянно выпалил:
— Он вчера, ночью, встретил привидение!
4.
Три тени осторожно прокрались под стеной. Им была знакома здесь каждая выбоинка, каждый кустик малины, да что там кустик, каждая колючка на нем.
— Тише, — прошипел Даник. — Здесь… Раз, два…
Он бережно отогнул и придержал доску, заранее оторванную снизу, а сверху оставленную болтаться на гвозде. Навстречу шибанул запах пыли и плесени.
— Не копайся! — зашипела изнутри Катька. Симрик пыхтел, как застрявший в тоннеле паровоз, упрекал Даника: ведь просил же две доски отодрать.
Внутри барака было темно и тихо, лежал на гнилом полу проникающий в щели между досками на окнах лунный свет, сквознячок гонял пыльные катыши, колебал паутину. Пустота, тлен, какие-то старые плакаты и рухлядь, таинственно выглядящая в колеблющихся огоньках свечей… Катька наткнулась на "девочку с баллистической ракетой" и испуганно отпрянула. Девочка не пошевелилась.
— Куда? — шепотом спросил Даник.
Максим замер, возведя очи горе, шевеля губами, определял стороны света и считал шаги.
— Туда, — указал он рукой. Примерно туда же смотрела "баллистическая ракета". Печка возвышалась под потолок. Как раз напротив, насколько можно было судить в полумраке, высилась ее сестра-близнец. Печка была округлая и пузатая, точь в точь такая, как в медпункте. Катька кинулась к поддувалу, споткнулась и почти упала. Максим сердито пырхнул; заслоняя ладонью, поднес фонарик. Из-под ног, заставив дернуться, метнулась мышь.
— Красота, — сказал Даник хрипло. Обстановка действовала на него, как и на остальных. Слегка навевала жуть.
— Скоро он пр-ридет?
— Н-не з-знаю, — также заикаясь, отвечал Максим.
— Смотреть будем? — Катька деловито отрясла пыль с железной дверцы.
Дверцей, казалось, не пользовались лет сто. Если там, внутри печки, действительно обнаружатся дедушкины часы, она, Катька, Макса убьет.
— Стой! — Симрик вручил приятелю фонарик, а сам извлек из кармана лупу. Сколько батона он отдал за нее этому гнусному Кексу — подумать страшно! — Вот…
Даник и Катька наклонились, стукнувшись лбами: на петлях заслонки отчетливо виднелись продолговатые царапины, а с литого барельефа была слегка сбита застарелая пыль. Но больше —
Петли протяжно заскрипели, когда Катька налегла на ручку. Захотелось оглянуться, не подтягивается ли преступник на этот заунывный скрип.
— Тише ты…
— Н-ну, что?
Они опять стукнулись лбами, мешая друг другу разглядеть внутренности поддувала.
— По-очереди! — рявкнул Максим шепотом.
Катька округлила глаза:
— Кир-пич…
Казалось, вот сейчас она кинется выцарапывать Симрику глаза.
Данила сглотнул. Героически отодвинул Катьку плечом. Постучал по кирпичу. Подумал. И сунул руку между кирпичом и железной стенкой печки.
— Ну? Что? — Катька тряслась от нетерпения и рыла кроссовкой пол. Если Даник еще минуту промолчит, подумал Максим, она до Австралии докопается. А преступника они пропустят. Может, он уже стоит вон там, за окном, и на них смотрит… За окном в это время прозвучал торжествующий волчий вой. Не иначе опять мастера оборотня выпустили. Даже если кто-то и таился у окна, от такого вопля окостенел и дал им шанс убежать. Максим на цыпочках подкрался и выглянул: ничего подозрительного видно не было. Даник продолжал на коленках отирать печку, вывернув и засунув руку в ее нутро. Катька готова была его растерзать на месте.
— Что-о?!
— Есть.
— Что есть? Урою!
Даник подергал рукой: судя по всему, застрял он в печке капитально.
— Оно, — сообщил он, хлопая глазами. Максим сделал попытку подлезть внутрь с фонариком. Поддувало маловато было — больше одного не вмещало. Разглядел он только кирпич. Ничего кирпич, старинный.
Ну да, он находился в привилегированном положении. Он почти вычитал из преступского дневника, что там, в этой печке, спрятано. И выводы сделал. Но что это за белорус, что руками не пощупает?!
Даник дернулся. Вытащил пыльную донельзя красную руку и стал на нее дуть.
— Холодное, высокое и царапается, — наконец изволил поведать он. Катька немедленно сунулась на его место. Еще эта застрянет!
— Там мыши, — пригрозил Максим.
— Я их люблю, — пропыхтела Катька. Похлопала ресницами, и выражение лица у нее стало, как у огорошенной обезьянки. — Чего там? Торчит чего-то… нос… холодный.
— Чей нос?
— Ну этого. Что в печке.
— Там что, труп?
— Сам ты…
Катька отдула от губ налипшие волосы; сильнее извернулась, просунув руку в печку до плеча, щупала-щупала и сдалась.
— Ну, что там? Долго будешь молчать, как партизан? — накинулась она на Максима. — Чего там ребрышки?
Даник приоткрыл рот. А Максим ничего путного ответить не успел. Потому что явственно услышал за окном хруст веток и шаги.
Он поспешно сунул фонарики под заранее присмотренное старое ведро. Сыщики, как застигнутые врасплох мыши, кинулись под свои веники.
— Дышать по моей команде…