Дело о физруке-привидении

Ракитина Ника Дмитриевна

Впрочем, известие, принесенное через пять минут страшно раздерганной воспитательницей Жанночкой, заставило Катьку забыть и про песенку, и про Холеру, и про хвост.

Глава 2.

1.

Не стоило Ростиславычу произносить эту роковую фразу. Если бы он хотя бы помянул фамилию! Нет же, в общем перечне "Поздравляю с открытием лагерной смены…" он назвал имена всех, кроме физрука.

О появлении призрака первым сообщил малыш из восьмого отряда. "Сообщил", — сказано мягко. Это был дурной вопль, перекричавший дискотеку. По рассказам насмерть

перепуганной воспитательницы, дитя еще пятнадцать минут билось в истерике, а внятного было — что "там — облако" и "оно смотрит". Добровольцы помчались в это «там»: никакое облако никуда не смотрело. Но место за заброшенным корпусом стало вызывать нездоровый интерес.

— Мы должны это расследовать, — сказала Катька. Она как раз заняла очередь к умывальнику. Народ плескался и орал возле него сегодня чуть тише обычного, и уже это одно наводило на кое-какие подозрения.

— Тебе что, хочется поиграть в детектива? — спросил Даник, задумчиво пережимая кран. Струя воды пальнула в стороны, народ отскочил и заругался.

— Хочется, — Катька легкомысленно тряхнула хвостом. — Хочется загадок и приключений. Имею право. Я же не виновата, что родилась в провинции!

— Агата Хичкок!

— Предпочитаю Энид Блайтон. У нее мальчишки воспитанные.

Сощуренные Катюшины глаза резанули зеленью. Вот странно! Вообще-то они у нее карие…

К крану протолкался упитанный коренастый Максим. Вокруг сразу сделалось просторно.

— Умыться дайте, — мрачно потребовал он.

— Катька хочет поймать привидение. Ты как?

Вечером возле умывальника вполне можно было обсуждать загадочные дела — все равно никто никого не слушал.

— Кира пасту отобрать грозилась.

— Не увиливай. Катька будет Шерлоком Холмсом, ты — доктором Ватсоном, а я…

— Собакой Баскервиллей! — фыркнула девчонка. — Идете или нет?

Максим обстоятельно смыл с лица и ушей мыльную пену, сполоснул руки, собрал в мешочек мыло, щетку и зубную пасту. Катька просто приплясывала от нетерпения.

— По-моему, сначала нужно составить план расследования. Опросить свидетелей. Познакомиться с историей вопроса.

Они медленно подымались по дорожке к корпусам. На ночном ветерке плавно раскачивались ветки старых тополей, мелькали, носясь за мошкарой, летучие мыши.

— Хорошо, — протянула Катька задумчиво. — С утра опросим свидетелей. А в полночь отправимся туда, где этот увидел привидение. Если поймают — шли мазать пастой пятый отряд.

И Максим, и Даник безнадежно вздохнули.

Осведомленные люди догадываются, что половина жутких случаев, произошедших с непослушными детьми в лагерях, придумана самими воспитателями. Дабы облегчить себе жизнь. Так, если в «Чайке» ходят слухи про жуткого маньяка, убившего мальчика, в полночь без позволения покинувшего корпус, а местом преступления называется, скажем, лагерь «Искра», то можно быть уверенным: в «Искре» рассказывают то же самое. Только про «Чайку».

Даник был человеком осведомленным, а потому вылез через окно со спокойной совестью. Спрыгнул в росистую траву. Максим, тот долго сопел и мялся на подоконнике, а следом за ним высунулась всклокоченная голова спавшего у окна Ринальдо и шепотом проголосила:

— Вы куда?

Даник

выругался. Выходило, Максим-таки разбудил это недоразумение. Ринальдо, а по документам — Артем, вьюноша одиннадцати лет, был футбольным фанатом. Ходил в сине-полосатой маечке с номером на спине, за какой и получил свое громкое прозвание. А еще знал имена, пристрастия и количество голов, забитых знаменитыми футболистами за последние пятьдесят лет. На этом его таланты кончались. К жизни он приспособлен не был и руками работать не умел. Даже стелить постель. И воспитательнице Кире объявил, что за него это делает горничная. Кира сказала, что горничная дома, а здесь ему придется самому. У нас нянек нет. И Ринальдо, скрипя зубами, все утро отмывал от зубной пасты простыню и кровать. Слезы и вопли против Киры не помогли.

— Вы куда? — повторил Ринальдо, перекрикивая скрипящий над окном упрятанный под жестяной колпак фонарь.

— Девчонок мазать! — рявкнул Макс, отцепляясь от спинки кровати, кинул вниз кроссовки, тяжело сполз сам и принялся с сопением обуваться. Сопел он в основном от злости.

— И я с вами! — обрадованный Ринальдо попытался сигануть в окно.

— Стоять! — шепотом рявкнул Даник. — Мы разведаем, а потом придем за тобой.

— А-а…

Катька уже дожидалась мальчишек под своими окнами. В черных джинсах и сером свитере из альпаки она была, как всегда, невыносимо элегантна. Даже жаль, в том местечке такие заросли, что от свитера клочья полетят.

Если за заброшенным корпусом когда-то и был фонарь, то перегоревшую лампочку на нем не меняли. Ребята как-то сразу прянули в душную темноту, прорезаемую комариным писком. В темноте были кусты. Возможно, только один, но он все время почему-то возникал на их дороге. Провести предварительную разведку днем они не подумали. Не хотели откладывать. И ведь все равно в темноте все всегда совсем иначе.

Даник ссадил ладонь и зашипел.

— С-стена… осторожно.

Под стеной валялось всякое и прямо клубилась злобная малина. Но сейчас они по крайней мере сориентировались, где находятся. Хозяйственный Максим нашарил и положил на землю фанерку от старого плаката:

— Прошу, господа.

На фанерке сидеть было суше. Ветки малины они отодвинули и переплели так, чтобы не застили взгляд и не драли глаза и волосы. Кромешная тьма постепенно рассеивалась, сделались видны звезды между сосновыми лапами, но все равно проще полагаться было на слух. Лагерь спал.

— Который час?

Даник подсветил циферблат. Была почти полночь.

— Вот интересно, — тихо сказала Катюша. — Ведь собаки должны лаять на привидение?

— Выть. На покойника. Или на пожар, — уточнил Максим.

Катя потиснула плечиком:

— Ну, как-то чувствовать все равно. Поджиматься, дыбить шерсть. А Боря, — речь шла о ньюфе начальника, — даже не рявкнул.

— Во-первых, этот так орал, что на Борю не глядели…

— А во-вторых, где был Боря?

— Не повезло, — разъяснил Даник. — Он лапу поранил, и Ростиславыч его отвез в город. Привезет только в воскресенье.

— Да-а…

Делалось слишком уж сыро, совершали авианалеты комары. В общем, оказалось, что засада — очень неприятное дело. И даже без шансов на успех.