Дело о картине неизвестного автора
Шрифт:
Славику, как оказалось, настолько понравилась наша совместная экскурсия в Канны, что он всерьез начал подумывать о том, чтобы перейти из Отдела экологии в Отдел искусств. Как-то раз, недели через две после нашего возвращения, Славик заскочил ко мне в кабинет, чтобы обсудить эту идею. Мне все это было не особенно интересно, но я, как вежливый человек, указал Славику на свободный стул, не забыв, однако, предупредить о том, что могу уделить ему всего пару минут.
Славик уселся на стул, закинул ногу на ногу и совсем уж было собрался приступить к изложению своих планов, как вдруг
– Это он, – только и произнес Славик, не сводя глаз с открытого листа календаря.
В голосе его было столько недоумения, что можно было подумать, будто он увидел у меня на стене портрет улыбающегося генерального инспектора Барциса.
– Черт! – Славик в растерянности быстро провел ладонью по лицу. – Точно! Это он! – произнес он еще раз, уже без каких-либо колебаний, да вдобавок еще и ткнул пальцем в календарь.
Календарь, между тем, был самый обыкновенный, точно такой же можно было увидеть едва ли не в каждом кабинете Отдела искусств, – нам их выдали в начале года вместе с чистыми мемори-чипами. Календарь был посвящен предстоящему юбилею Пабло Пикассо. На открытом листе был размещен портрет молодого Пикассо в возрасте двадцати пяти лет.
Я посмотрел на портрет художника и, не приметив в нем ничего необычного, перевел взгляд на Славика.
– И что с того?
Славик посмотрел на меня. Глаза его возбужденно поблескивали.
– Это, – он снова ткнул пальцем в календарь, – тот самый парень, который на пляже в Каннах стащил у меня майку!
В душе у меня зародилось недоброе предчувствие.
Я переключил стереоэкран компьютера на дублирование изображения в двух плоскостях, чтобы видно было как мне, так и Славику. Запустив каталог Картера, я открыл раздел, посвященный Пикассо.
– Посмотри внимательно на картины, – предложил я Славику. – Не попадется ли что-нибудь знакомое.
Славик недовольно наморщил нос, – несмотря на желание перейти в Отдел искусств, интереса к живописи он не проявлял. Но отказаться было неудобно. Взяв джойстик, он начал быстро перелистывать иллюстрации каталога.
Какое-то время взгляд его равнодушно соскальзывал с одной картины на другую. И вдруг застыл. Точно так же, как в тот момент, когда он увидел на стене портрет Пикассо.
– Это, – тихо, почти шепотом произнес Славик.
Перед нами на экране была картина «Авиньонские девицы», работа, выполненная Пикассо в 1907 году, его первый эксперимент с направлением в живописи, которое двумя годами позже получило название «кубизм».
Я уже понял, в чем дело, но все же спросил у Славика:
– Этот рисунок был на майке, которую у тебя стащили на пляже?
Славик молча кивнул.
Я выключил экран. И посоветовал Славику даже и не думать о переходе в Отдел искусств.
Мне показалось, что он правильно меня понял.
Глава 16
– Что же получается? – недоумевающе развел руками Егоршин. – Пикассо – плагиатор?
– Круто берешь, – усмехнувшись краем рта, слегка покачал головой Векслер. – А если так, то будь добр дать какое-то обоснование тому, о чем говоришь.
– Ну,
– А каким образом «Авиньонские девицы» оказались на майке?
– Откуда же мне знать, – пожал плечами Егоршин. – Должно быть, какой-то модельер решил, что картина Пикассо будет хорошо смотреться на ней.
– Так, значит, она все же принадлежит кисти Пикассо?
Егоршин хотел было что-то ответить, но, подумав, смолчал.
– Получается, что Пикассо воспроизвел свою собственную картину? – Векслер обвел вопросительным, да при этом еще и немного насмешливым взглядом обступивших его столик инспекторов. – По-вашему, это можно назвать плагиатом?
– Для чего же Пикассо утащил майку? – спросил один из инспекторов.
– Между прочим, на тот момент, о котором идет речь, кубизма вообще не существовало, – заметил другой.
– И о чем это говорит? – насмешливо прищурился Векслер.
Инспектор, сделавший последнее замечание, смущенно пожал плечами.
– Если вас интересует мое мнение, – сказал Векслер, – то я полагаю, что к тому моменту, когда в руки Пикассо попала майка моего напарника, он думал о новом стиле, который, по сути, уже существовал в его сознании. Но по какой-то причине Пикассо все еще не решался совершить революцию в искусстве. Возможно, он сомневался, будут ли оценены по достоинству его творческие поиски. Изображение же, которое Пикассо увидел на майке, убедило его в том, что медлить далее нельзя. Само собой, Пикассо не знал, что майка попала к нему из далекого будущего, поэтому, увидев ее, он, скорее всего, решил, что идея кубизма витает в воздухе, и если не он, то кто-то другой непременно реализует ее в самое ближайшее время. Вот и все, – Векслер показал слушателям открытые ладони, словно хотел продемонстрировать, что он ничего от них не утаил. – Но если бы не Славик, то не исключено, что первая картина в стиле кубизма появилась бы двумя-тремя годами позже.
– Два-три года – немалый срок, – качнул головой светловолосый инспектор, державший в руке сандвич с тунцом, который он даже не надкусил. – История искусства могла пойти иначе, не продемонстрируй Пикассо публике свои картины, написанные в новом стиле, в 1907 году.
Прежде чем ответить, Векслер заглянул в свою чашку, в которой оставалось только несколько чаинок, прилипших к стенкам.
– Очень многое в мире пошло бы совсем иначе, не открой мы однажды временной спирали и не научись прыгать с одного ее витка на другой. Должно быть, у каждого из нас имеется история, о которой он не очень-то хочет распространяться, – Векслер обвел строгим, придирчивым взглядом столпившихся вокруг его столика инспекторов Департамента контроля за временем. – Порою мне кажется, что если всех вас как следует порасспросить, то сыскался бы и тот голубь, что принес благую весть Деве Марии.
Сказано это было в шутку. Но почему-то вдруг все инспекторы разом принялись изучать рисунки на потолке бара.