Дело о любопытном ежике
Шрифт:
Артем положил руку на ее плечо.
— Ромка нес глупости, успокойся, пожалуйста. А прошлого уже не вернуть. Постарайся ни о чем не думать. Ничего другого, как отдать сумку, мы все равно не можем сейчас сделать. У нас нет времени на раздумья, а с похитителями не шутят. — Он взял телефонную трубку, на всякий случай набрал номер Венечкиного мобильника. Телефон был отключен. Артем чуть заметно побледнел, но внешне остался невозмутимым. — Идем поторопим Ромку.
С безумно колотящимся, сердцем Лешка поднялась с дивана. Ну почему так несправедливо устроен мир? Не успела она порадоваться жизни, как
Когда они с Артемом поднялись наверх, Ромка перекладывал кирпичи из баула в большой пластиковый пакет. Часть их с пылью и грязью вывалилась на пол. Артем, чтобы ускорить дело, придержал пакет за ручки, и Ромка вывалил в него сразу все содержимое сумки. Сверху шлепнулась старая газета. Ромка оставил пакет с кирпичами в комнате, взял со стола "золотую" раковину, и они помчались в сарай за остальными аммонитами.
Венечкин похититель, вне всякого сомнения, был весьма сообразительным человеком. Чтобы заполучить баул и остаться при этом незамеченным, лучшего места, чем собачий пляж, нельзя было и придумать. Людей на этом небольшом клочке берега всегда было мало, а тот, кто туда приходил, все внимание уделял своему хвостатому питомцу и на посторонних не обращал никакого внимания. А чуть поодаль от берега, под обрывом было углубление, что-то вроде небольшой пещерки, над которой козырьком нависал большой камень. В пещерке всегда был тенек, Лешка в прошлом году с книжкой в руках иногда пряталась в ней от солнца.
Поначалу у Ромки мелькнула мысль как-нибудь незаметно пробраться на берег и подглядеть, кто притаился под козырьком, но он тут же ее отмел. А вдруг преступник распознает его замысел? К тому же он может действовать не один. И Ромка не посмел рисковать Венечкиной жизнью, а взобрался на горку, взгромоздил баул на козырек и не успел сделать и трех шагов назад, как его сокровища исчезли.
А Лешка приметила возвращающегося с речки высокого худого человека с черно-белым русским спаниелем. Пес мотался взад-вперед, подметая ушами землю. Дик почему-то спаниелей за собак не считал и не обращал на них никакого внимания. А она обращала и знала, что хозяин спаниеля живет через три дома от их дачи, то есть, считай, является их соседом. Вот у кого можно будет спросить, кто взял Ромкину сумку. Она это сделает, но только, конечно, не сейчас.
И тут же ее обожгла все та же мысль: а вдруг Венечку не отпустят? Лешка остановилась и чуть не задохнулась от ужаса. Как страшно зависеть неизвестно от кого и не знать, чем и когда закончится ожидание. Сердце билось так громко, что Лешка посмотрела на Артема — не слышит ли он его ударов. Но Артем ни к чему не прислушивался. Он и сам дышал чаще, чем обычно, то есть волновался не меньше ее. Ромка же хмурился и злился.
— Теперь все вместе пойдем домой, чтобы этот хмырь видел, что мы не собираемся его выслеживать. Эх! — Он отрывисто махнул рукой и зашагал прямо по середине дороги.
— Но как могли его похитить, выдернуть из переполненного вагона? Ведь вокруг были люди, почему же Венечка не кричал, не просил о помощи? — Вот что не давало покоя Лешке.
— Я сам об этом думал и тоже не могу представить, как это могло быть, — с недоумением сказал Артем.
Они
— Даем ему полчаса. Если через тридцать минут Венька не позвонит, я побегу к Петру Ивановичу, и пусть он поднимает на ноги всю милицию.
Ромка кивнул.
— Пожалуй, так и сделаем.
— Только бы он позвонил! — взмолилась Лешка и, поднеся к глазам свое запястье, стала считать секунды. Одна, две, три… Время бежало быстро. Лешка подняла голову и вспомнила печальное Венечкино лицо, понурый взгляд. Он так не хотел от них уезжать! Что с ним сделали, в какой темный подвал его заперли? Вырисовывающиеся перед ней картины были одна страшнее другой.
Ее брат тоже не сводил глаз с часов.
— Осталось пять минут, — предупредил он. Пять минут тоже прошли незаметно.
— Ну, вот и все. — Ромка решительно встал со стула. — Темка, идем к Петру Ивановичу. А ты, Лешка, оставайся дома, может быть, Веньку все же отпустят, и он позвонит по этому телефону.
Лешка молча кивнула.
Но не успели ребята выйти за дверь, как телефон зазвенел, затрезвонил, как никогда громко и заливисто. Наверное, потому, что сидели они в полнейшей и непривычной тишине, а обычно в доме и музыка гремела, и телевизор работал на полную мощность.
Опередив Лешку, Ромка метнулся назад и схватил трубку. Лешка прижалась ухом к другой ее стороне. И разом отлегло от сердца: голос принадлежал Венечке.
— Рома? Привет! Ты не подскажешь, я у вас свой телефон не оставлял? — Как и следовало ожидать, их друг был очень взволнован.
— Телефон? Какой еще телефон? Венька, это ты? — заорал Ромка так оглушительно, что Нина Сергеевна выглянула из своей комнаты проверить, не случилось ли чего. Ромка сбавил тон, и широкая улыбка появилась на его грязной физиономии. — Так ты что, живой?
— Ну да, живой, почему ты так странно спрашиваешь?
— Венька, какое счастье! Когда тебя отпустили? А ты его запомнил?
— Кого я должен был запоминать? — удивленно спросил Венечка.
— Как кого! Своего похитителя.
— Какого еще похитителя? Никто меня не похищал, с чего ты взял?
— Как не похищал? А нам сказали… Постой. А почему тогда останавливался поезд?
— Я не знаю, наверное, кто-то стоп-кран сорвал. Должно быть, в той толчее меня и обокрали. Электричка уже ход набрала, а потом как затормозит — все друг на друга попадали.
— Нет, скорее всего, тебя еще раньше обокрали, а поезд он остановил, чтобы не прыгать на ходу, а спокойно уйти с твоим мобильником, — раздумчиво произнес Ромка.
— Венечка, а где ты находишься? — вклинилась Лешка.
— Я-то? На вокзале, у телефона-автомата. Сошел с электрички, хотел маме позвонить по сотовому, чтобы сказать, что я уже в Москве, стал искать свой телефон, везде посмотрел, и в сумке, и в кармане, а его нигде нет. Значит, у вас я его тоже не забывал? Жалко, что украли. Мама будет ругаться, и новый теперь не скоро купит, — горестно вздохнул Венечка.
— Венька! Да что такое телефон по сравнению с твоей жизнью! — патетически воскликнул Ромка и тут же сморщился, как будто у него заболел зуб. — Эй, что же это получается? Что нас провели? Что этот мерзкий тип, не знаю кто, оказался хитрее меня?