Дело о мастере добрых дел. Часть 1. Доктор для дураков
Шрифт:
– Вон она бежит, - вдруг сказал государь и указал на проулок, сбоку ведущий к большой площади перед парадной лестницей.
Оттуда, подхватив юбки и припадая на одну ногу, действительно спешила Мышь. Красные башмаки ее были заляпаны грязью по самый верх, лицо, на котором застыло ожесточенное выражение, разбито по всей левой стороне, волосы растрепаны, пелерина на бок, платок с головы с пятнами крови и торчит за пазухой.
Илан пошел навстречу, заранее понимая, что ругать и воспитывать ее не выйдет. Опять мимо. Мышь побывала в какой-то переделке. Ушла самовольно, поэтому - по своей вине,
Задыхаясь, она свалилась ему в руки и повисла почти без сил, вздрагивая и всхлипывая оттого, что больно было дышать. Илан встал на одно колено, дотронулся до ссадин на виске и на лбу, приподнял запекшуюся губу пальцем, заглядывая, целы ли зубы. Спросил:
– Что это такое? Где тебя приложили?
– Дома...
– прохрипела Мышь.
– Отчим...
– Да уж...
– проговорил у Илана за спиной таргский государь.
– Я подожду в твоей лаборатории. У меня есть разговор, но не надо из-за меня торопиться. Делай, что должен.
Илан за руку повлек Мышь в приемный покой, она споткнулась на лестнице, чуть не упала в ступеньки носом, пришлось подхватить ее и нести. Там сдал в руки Никару.
– Очередная красота, - покачал головой тот.
– Третья за сегодня, а день только начался. Что-то нынче много их...
Санитарка стала раздевать Мышь до нижней юбки. Мышь закрыла ладонями лицо, прижала локти к отсутствующей груди и разревелась с заиканиями, потому что рыдать ей тоже было больно. На животе под ребрами у нее разливался приличных размеров синяк, бока были помяты и поцарапаны, левая коленка ободрана до мяса, но кости, вроде, целы и шить не нужно. Следующую восьмую часть стражи Мышь всхлипывала и икала, Илан вытирал ее мокрым полотенцем и салфеткой с антисептиком, Никар бинтовал, по-доброму ворча: 'Не жмись, мышь хворая. Титьки вырастут - будешь жаться, а пока они у тебя внутрь растут, не наружу... Локтем мне в глаз не целься, выбьешь... Руку подними...'
Илан, немного зная мышиный характер, и ориентируясь на то, что крови на ней было многовато для нее одной, в конце концов осторожно спросил:
– Скажи-ка Мышь, тебя побили, или ты подралась? Ты же ему тоже взвесила на сдачу?..
– Я хотела мелким дать пирожков и бежать назад, - стала рассказывать Мышь.
– Не знала, что мать с отчимом дома, думала, не вернулись с ночных заработков. Она...
– Мышь всхлипнула, - оказывается, договорилась все ж продать меня в веселый дом, где бы ей за меня платили каких-то денег, а они бы их пропивали... Сраные уроды... Хотели меня запереть, я вылезла. Хотели меня поколотить и заставить, я нож схватила. Отчим... он за лезвие рукой взялся, сказал, мол, мне его зарезать слабо. Я ему руку и вспорола. Только руку, честно... Нож еще тупой был... Как потом выбралась, не помню. Я правда не хочу туда ходить, но мелких очень жалко... Хоть бы сестра отобрала их у нее... Она замужем за конторским из порта...
– Ну...
– задумчиво произнес доктор Никар.
– Зарезать человека тупым ножом действительно непросто.
Илан надел Мыши на голову чистую робу, теплую с дезинфекции, и предоставил ей искать рукава самой.
– Все, - объявил он.
– На сегодня приключения окончены. Иди в общую спальню, с головой накройся одеялом и не отсвечивай. И не попадись случайно на глаза доктору Наджеду. А то меня живьем съедят.
–
Но приключениям заканчиваться было рано. Кому-то припекло, и он, как дурной, забарабанил в двери приемного покоя.
– Вот деревня, - сказал доктор Никар и крикнул громовым голосом: - Открыто, входите!
Дверь не сразу, но сдвинулась в сторону - с той стороны привратник помог сообразить, что она не открывается туда или сюда, ее нужно дернуть вбок. На пороге стояла растрепанная, нездорово выглядящая худая женщина, за плечом ее маячил испитый мужик с опухшим сизым носом. Он показательно держал перед собой перемотанную нечистой тряпкой руку. Илан выдохнул. Раз сами добрались, значит, в брюхо ему Мышь нож и правда не воткнула.
– Верните мерзавку!
– визгливо выкрикнула женщина, сразу углядев сжавшуюся за спинами врачей Мышь, и ткнула в нее пальцем.
– Я мать, я требую!
Мышь уцепилась Илану за одежду.
Илан поднялся с табурета, ладонью показав Мыши не дергаться.
– Если вы нездоровы, вам окажут помощь, - металлическим голосом отчеканил он.
– Требовать здесь что-либо у вас нет права.
– А я требую отдать мне мою дочь!
– не унималась женщина.
– Моя дочь должна пойти со мной!
Мужчина сделал попытку оттолкнуть женщину и перевалить через порог, но Никар взял в одну руку самую большую из изогнутых хирургических игл, в другую скальпель и поманил смельчака:
– Иди, ко мне, родной. Порезался? Зашью.
Тот сразу отступил обратно и перестал показывать руку.
– Вашей дочерью подписан контракт, - жестко сказал Илан.
– Она не вещь, забирать ее или возвращать. Она решает сама.
– Кормильца семью лишила, падаль!
– женщина погрозила выглянувшей было Мыши кулаком.
– Для чего я тебя рожала?! Контракт у нее!.. Я доберусь до тебя, сучка! Я из тебя еще потрохов наверчу! И на вас управа найдется! Я напишу судье!..
– Писать сначала научись, - зашипела Мышь и медленно, но верно стала сползать с кушетки, чтобы вступить в новую драку. Илан осадил ее обратно.
На крики и со стороны госпиталя, и со стороны парадного входа уже начали подтягиваться зрители.
– Это у вас нет права лишать меня моей семьи! Иди сюда, гадина! Мы все уходим! Сейчас же!..
– Шестьдесят лар в кассу как штраф за несоблюдение контракта, четырнадцать за разбитую химическую посуду, и вы уходите, - спокойно и громко объявил Илан, понимая, что ссориться и начинать кричать в ответ - тупик.
– Шестьдесят?
– ахнул мышиный отчим.
– Вместе семьдесят четыре! Или я сам напишу судье, и про побои добавлю. Не готовы? Нет денег? Тогда вон отсюда! Здесь госпиталь, а не город нищих!
– Я!.. Я...
– захрипела женщина, подняв вверх побелевшие кулаки, и вдруг стала валиться назад, падая в приступе.
Илан и санитарки из приемного шагнули было ловить припадок, но сквозь почти натуральные судороги Илан увидел, как зло блестит на него приоткрытый глаз - проверяет впечатление.