Дело о неуловимом призраке
Шрифт:
— Вот деньги, — обращаясь к брату с сестрой, сказала Эля. — Сбегайте в магазин, купите сыру, колбасы, творогу. Вы что едите на обед? — спросила она хозяйку. Старая женщина беспомощно оглянулась на свою кошку, словно та знала это лучше нее.
— Когда что. Суп, кашу…
— Понятно. Курицу принесите, — добавила Эля. — Хлеб… Оленька, ты, я надеюсь, и сама сообразишь, что нужно купить.
— Постараюсь, — кивнула Лешка.
— Я с тобой, — выскочил за дверь Ромка.
— Для кошки еду не забудьте, — крикнула им вслед Эля.
— Слушай, как ты думаешь, почему у нее так бедно в доме, раз она наследница Якова Брюса, а родственники ее в Америке живут? Ну ладно, пускай от этого
Лешка недоуменно пожала плечами.
— Я и сама не пойму. Потом у Эли спросим.
— И почему она все время прислушивается и говорит, что у нее кто-то по квартире ходит?
— Глюки, наверное. Эля же сказала, что у нее, должно быть, уже старческий склероз наступил.
Возвращаясь обратно с покупками, на лестничной площадке у самой двери брат с сестрой столкнулись с женщиной, поспешно выскочившей из соседней квартиры.
— Вы кто? — строго спросила она.
— Мы — знакомые, вернее, друзья подруги племянницы Софьи Яковлевны, — чуть не запутался Ромка, почему-то оробев от строгого взгляда соседки. Но лицо ее мигом подобрело.
— Вот, значит, как. Хорошо, что приехали, а то она, бедненькая, за последнее время совсем сдала. И мне ей помогать некогда, я с утра до ночи на работе, это сегодня у меня день свободный выдался. А с месяц назад я к ней даже «Скорую» вызывала. Врачи приехали, укол сделали. Потом участковый терапевт пришел, лекарств ей понавыписывал. Но она их почти не принимает. А во время своего отпуска я за ней ухаживала. Правда, родственники ее потом меня хорошо отблагодарили, посылку большую прислали: Юрке моему одежду и обувь, и мне кое-что. Они мне из своей Америки часто звонят, когда до нее самой дозвониться не могут. Хотя я бы и так за ней присматривала, потому как очень хорошо к ней отношусь и знаю, что когда нужно сделать: я медсестрой работаю. К сожалению, позавчера у нее снова приступ случился. И, мне кажется, она соображать хуже стала.
— Мы заметили. А как вас зовут? — на всякий случай спросил Ромка.
— Анна Степановна.
— А у вас и ключи от ее квартиры есть?
— Конечно, есть. Она не всегда сама дверь открыть может. А если совсем сляжет, что ж тогда, ломать ее?
— А еще ей мерещится, что у нее кто-то по квартире ходит. Она вам об этом говорила?
— Я ж вот и думаю, что у нее после болезни с головой не все в порядке. Ей бы лечение хорошее, сиделку настоящую или в больнице какой подлечиться А у нее одна пенсия маленькая, денег на это нет. Да и не хочет она ничего.
— А что, у нее здесь больше никого нет?
— Была одна подруга, да умерла. И есть еще старинный друг, Павел Демидович, он ее частенько раньше навещал, а теперь куда-то пропал. — Анна Степановна помолчала, что-то припоминая. — Точно, он к ней в тот день приходил, когда она завещание составляла, а больше я его не видела. Я это хорошо потому запомнила, что сама по ее просьбе к ней нотариуса на дом вызывала.
— А чего она завещала? И кому? — скрывая вдруг возникший у него интерес, словно из вежливости, спросил Ромка.
— Квартиру, обстановку свою, наверное, антиквариат какой-то. А завещала все Виктории, племяннице своей внучатой из Америки. Хотя у Вики там, я думаю, и так все есть. С другой стороны, квартира ее должна же кому-то достаться. А завещание свое она Павлу Демидовичу на сохранение отдала.
Пока Эля варила на кухне куриный бульон, Лешка с Ромкой изложили ей разговор с соседкой.
— Она нам еще про какого-то Павла
Эля кивнула.
— Хорошо» что вы мне о нем напомнили. Мне ему позвонить надо. Лидочка с Викой его хорошо знают: это старинный друг Софьи Яковлевны. Они в той самой коммуналке на Арбате соседями были, росли вместе, потом он в военное училище поступил и до генеральского чина дослужился. Теперь уже давно в отставке, живет с внуками, а дочь его с мужем в Магадане живут, все никак не уедут оттуда. У Лиды на Павла Демидовича и была вся надежда, что он за ее теткой присмотрит, да только оказалось, что старик сам в больницу слег. Не просить же внуков со старухой сидеть, у них и своих забот хватает, оба учатся. Словом, сегодня вечером я позвоню в Лос-Анджелес, и мы с Лидой обсудим, что дальше делать. Соседка права, старушке надо либо сиделку искать, либо в больницу ее определять. Сейчас можно куда угодно человека устроить, в хорошую одноместную палату положить, были бы деньги. А о рыбе-то вы забыли? — спросила она, заметив внимательные желтые глаза незаметно появившейся в кухне черной кошки, с независимым видом запрыгнувшей на окно. И тут только Лешка увидела, что шерсть у нее вовсе не черная, а темно-коричневая, блестящая, словно переливающаяся. Кошка грациозно разлеглась на подоконнике и лениво сощурилась.
— Не забыли, — сказала девочка. — Ромка хотел «Вискас» купить, а мне сказали, что он не всем кошкам полезен. Красивая какая, да? — протянула она руку к блестящей спинке зверька.
— Очень, — залюбовалась кошкой Эля.
— Я отсюда никуда не поеду, — раздался вдруг решительный старческий голос. Софья Яковлевна с трудом добралась до кухни и услышала их разговор. Со слухом у нее, очевидно, все в порядке. — Если при мне неизвестно кто сюда ходит, то что же получится, если я отсюда уеду? И вовсе все пропадет. Хотите, чтобы моя девочка, моя Вика, всего лишилась?
— А чего здесь лишаться-то? — не вытерпел Ромка. Софья Яковлевна взглянула на него с испугом и огорчением.
— Пока не приедет внучка, я никуда не поеду, и никто мне здесь не нужен, никакие сиделки, я и сама справлюсь, — твердо сказала она и медленно побрела назад в свою комнату, стараясь держаться как можно прямее.
Лешка проводила ее взглядом. Уходила Софья Яковлевна с достоинством и независимостью, как и положено настоящей графине. И точно так же вела себя ее кошка. «Они, наверное, давно вместе живут, вот и похожи», — сделала вывод девочка.
— Хорошо, хорошо, — миролюбиво сказала вслед старой женщине Эля, — мы не станем ничего делать без вашего согласия.
Она приготовила куриную лапшу, поставила тарелку Софье Яковлевне на тумбочку, положила кошке в ее ужасный горшок небольшую свежую рыбку. Кошка с урчанием тут же вытащила ее из горшка на пол и громко зачавкала. Старушка с умилением посмотрела на свою любимицу, а потом перевела выцветшие глаза на Лешку:
— Когда Лида с Викой уехали в свою Америку, а муж мой внезапно умер, я завела себе кошку. А это уже ее внучка, в третьем, стало быть, поколении, — бесстрастно сказала она. — Вдвоем не так тоскливо. Я бы и собаку завела, да с ней гулять надо, а я не всегда могу.
— Теперь все изменится, вот увидите, — ласково Оказала Эля. — В общем, так. В холодильнике творог, молоко, йогурт. На плите суп. На сегодня вам хватит, а завтра мы снова приедем. Вечером я позвоню Лиде, скажу ей, что у вас все в порядке. Впрочем, вы и сами эй об этом по телефону скажете. Договорились?
Софья Яковлевна кивнула.
— Спасибо тебе, деточка. Извини, если что не так сказала. А альбом с моими девочками ты мне оставишь?
— Конечно, я же его специально для вас привезла. 1у, до завтра?