Дело о ртутной бомбе
Шрифт:
— Ясно, в кого он, семиклассник Дмитрий Зайцев. Вот они, плоды раскрепощенных семейных отношений.
Митю дернуло как ознобом.
— Не смейте! Не смейте про маму!..
— Не надо, Митя, — сказала она. И встала. — Мне кажется, господа, вопрос об участии… вернее, неучастии моего сына в операции «Ртутная бомба» выяснен. Видимо, есть смысл сразу коснуться и другого вопроса. Вы не откажете в любезности сейчас же отдать мне Митино личное дело?
— Но позвольте… — завуч Галина Валерьевна стала снова подрастать за столом.
— Понимаю, —
— Дело не в секретаре, — веско произнесла Кира Евгеньевна. — Просто такие вопросы решаются в отдельном и обстоятельном разговоре. И, как минимум, необходимо ваше письменное заявление. Давайте, вернемся к этой теме позже.
— Хорошо. До свиданья. Митя, идем.
— До свиданья, — отчетливо сказал Митя педсовету. И мысленно возблагодарил судьбу, что не разревелся. Глянул на Жаннет: «Увидимся»
На улице с полквартала шли молча.
— Ну, давай… — не выдержал наконец Митя.
— Что «давай»?
— Говори, какой я чудовищный тип и что из меня получится в будущем.
— Не буду… Что из тебя получится, не знаю, а сегодня, кажется, ты был прав. Если смотреть в самую суть…
Митя глянул искоса, заулыбался.
— Мама, ты у меня — во! — И показал большой палец.
— Прекрати сейчас же! — Мама стала обычной мамой. Сняла очки. — Все же надо сказать отцу, чтобы взялся за тебя как следует.
— Обязательно!
— Не валяй дурака! Ты хоть понимаешь, что по всей вероятности с лицеем придется расстаться? Потому что житья тебе там не дадут!
Митя понимал. И опять сказал, что фиг с ним. И слегка получил по загривку. Это было как окончательное отпущение грехов. Жизнь продолжалась, и вспомнились другие заботы.
— Мама, а Елька не прибегал к нам?
— Откуда я знаю? Я пришла в школу не из дома, а с работы! Папа поднял меня как по пожарной тревоге!.. Я еще разберусь с вами обоими вечером… Говорит: «Я не могу вырваться, беги скорее в лицей, спасай ненаглядное чадо!»
— Вот балда!
— Что-о?! Это ты про отца?!
— Да про Ельку я! Обещал придти вечером за журналами и пропал! А я их выгребал с антресолей, старался, кашлял от пыли!
Мама сказала, что никуда не денется «этот твой Елька».
— Марш домой и садись за уроки. Пока ты еще лицеист…
— Ага.
Он проводил маму до автобуса. А когда автобус, шурша по листьям, укатил, к Мите подбежала запыхавшаяся Жаннет.
Рыжая точка на двух линиях
1
Они пошли вдоль газона, где яростно цвели настурции.
Жаннет часто дышала.
— Еле догнала…
— Остынь. Будь снова такая же незыблемая, как на педсовете.
— А какой я должна была там быть? Кидаться на защиту диверсанта Зайцева? По-моему, ты не нуждался!
— Нисколечко…
—
Слова эти были приятны, и в ответ Митя бесстрашно признался:
— Уж какой железный! Раза три чуть не заревел.
— «Чуть» не считается… Слушай, будет потрясный репортаж! «Дело о ртутной бомбе». О том, как выжимают признание из невиноватого!
— Ты что, вела стенограмму?
— Зачем? Вот! — Жаннет расстегнула футляр «Зенита». В нем вместо аппарата лежал плоский черный диктофон. — Мамочкин подарок к первому сентября. Пишет за сто метров. Все интонации и вздохи… Ты чего?
— Жаннет, — печально сказал Митя. — По-моему это пахнет шпионством.
— Ненормальный! Ты в какое время живешь? Это обычная журналистская практика.
— Обычная, если эту штуку включают у всех на глазах.
— Включают, как угодно. Каждый, кто выступает на всяких собраниях, должен знать: его слова могут быть зафиксированы.
— Объясни это Кире Евгеньевне. И Галине…
— Ничего я не стану объяснять. Выпущу репортаж, а там будь что будет.
— По школьному радио его не пустят, все передачи проверяет Галина.
— А я не по радио, я его в «Гусиное перо».
— Там тоже Галина…
— Можно сделать спецвыпуск. Сверстать дома на компьютере, тиснуть на принтере один экземпляр, потом — сотню на ксероксе, у мамы на работе!
— И после этого можешь менять свой штамп: «Корреспондент „Гусиного пера“». Попрут с треском.
— Ну и пусть! Меня давно уже зовут в юнкоровскую редакцию газеты «Школьная дверь». Это городская…
— Можешь полететь из лицея.
— Ах как страшно!.. Если человека выгонят за правдивый репортаж, знаешь, какой будет скандал!
— Ну, не выгонят, а замаринуют в двойках.
— Ты что? Хочешь меня испугать? Или ты против репортажа?
«А в самом деле…» — подумал Митя.
— Слушай, Жанна д'Арк, ты, конечно, рыцарь в латах справедливости. Но ведь надо сперва все-таки узнать, какой идиот звякнул насчет бомбы. Иначе что за репортаж?
Жаннет решительно качнула серьгами.
— А я знаю!
Мите было известно: когда Жаннет говорит таким тоном, она не врет. «Вот это да!» — подумал Митя. И сказал:
— Вот это да! А кто?
— Помнишь того длинного мальчишку с рыжей прической, в трамвае? В тот четверг! Мы ехали из лицея, а он торчал рядом и прислушивался к твоему рассказу.
— Я помню лопоухого третьеклассника. Разве он рыжий? Он же в шапке был!
Было холодно, все школьники ехали в куртках и шапках. И этот мальчишка лет девяти (Митя сразу решил, что третьеклассник) был в клетчатой фуражке с клапанами и большим козырьком. А из под фуражки торчали круглые, розовые, очень чистые уши. А еще у мальчика были большие очки — почти как у Митиной мамы. Ну, такой весь из себя воспитанный отличник! Когда вошла женщина с тяжелой сумкой, «очкарик» тут встал: