Дело о волхве Дорошке
Шрифт:
Дорошка остановился.
— Знаете, а вы сами не можете меня того… пристрелить, да и все? При попытке бегства?
— Не могу, — ответил Арехин.
— Ну, конечно… Вам ведь доказательства нужны, что я волхв Дорошка, а не простой буфетчик?
— Лично мне они не очень-то и нужны.
— А кому нужны? Не отвечайте, сам скажу. Ульянову-Ленину.
Арехин промолчал.
— Ну, хорошо, может, оно и к лучшему. Это
— Это вряд ли.
— Ну, хоть до завтра?
— До завтра — другое дело, — согласился Арехин.
Молча дошли они до особой части. У самых дверей встретились с патрулем — тем самым.
— Что, домой хотите? Сейчас организуем… — сказал старший.
— Нет, не домой. Мне товарища Беленького.
— Зачем?
— Сдать ему человека, пусть сам разбирается. Это дело кремлевское.
Товарищ Беленький, судя по всему, тоже еще не ложился.
— Принимайте, — сказал Арехин. — Вот он, волхв Дорошка, убийца товарища Аберман.
— Вы уверены? Это ж буфетчик, Кузьма Ефимович.
— А вы у него самого спросите.
Беленький посмотрел на буфетчика.
— Око за око, зуб за зуб, — невозмутимо сказал буфетчик. Похоже, силы возвращались к нему, и возвращались быстро.
— Не понял? — Беленький сел на стул. Арехин тоже. Один буфетчик продолжал стоять.
— Фанни Каплан, ту, которую вы сожгли, моя сестра.
— Вы в этом признаетесь?
— С гордостью. И признаю, что путем гипнотического внушения заставил Инессу Аберман насыпать себе в чай отравы.
— А причем здесь Инесса Аберман? — спросил Арехин.
— Вы не знаете. А он, — кивнул Дорошка на Беленького, — знает.
— Товарищ Аберман участвовала в вынесении приговора Фанни Каплан, — подтвердил Беленький. — Она и предложила способ наказания.
— А остальные женщины причем?
— Не при чем, — ответил Дорошка. — Остальным ничего не угрожает, напротив, они спасутся.
Арехин почувствовал, что теперь уже из него энергия выходит, как вода из опрокинутого ведра. Не Дорошка тому причина — Кремль.
— Человек у вас есть, признание у вас есть, дальше разбирайтесь сами. А я пойду домой. Вы обещали мотор.
— Да, конечно, — засуетился Беленький. Вызвал патруль. — Заковать. Отвести на кафедру, стеречь. Решать, что и как, будем утром.
— Кого заковать? — спросил старший.
— Ну, конечно,
Когда буфетчика увели, Беленький спросил:
— Как же вы все-таки угадали, что буфетчик и есть Дорошка?
— Он сам ко мне подошел вечером. Видно, был в своих силах уверен. Оказалось — зря. Я его запомнил — не столько в лицо, он хорошо гримируется, а по запаху.
— По запаху?
— Сытые люди пахнут иначе, нежели голодные. А нюх у неня пусть не собачий, но вполне приличный. Хотя и лицо тоже запомнил.
Прошло пять минут, десять.
— Что-то опаздывают, не иначе — поломка, — Беленький по-прежнему хотел, чтобы Арехин оказался за кремлевской стеной. Снаружи, естественно.
За окном послышался звук мотора.
— Засим — прощайте, — поднялся Арехин. — А почему вы отложили допрос Дорошки до утра?
— Ну, не я один буду допрашивать. Товарищи сказали — до них Дорошку не трогать, чтобы волос с головы не упал.
— Понятно, — Арехин не стал спрашивать, какие товарищи. Ясно какие. Тех, кто мог указывать Беленькому — на пальцах одной руки можно перечесть, еще и останутся, пальцы-то.
Он сел в автомобиль, назвал шоферу адрес.
— Я почему не сразу-то, — оправдывался шофер. — Нас двое, очередь была Аркадьева, но тут подошел какой-то, наверное, большой человек, и Аркадьев его повез.
Уйдет Дорошка, понял Арехин. Уже ушел. Загипнотизировал, заставил расковать, потом очаровал этого Аркадьева…
Ну, теперь это целиком и полностью забота товарища Беленького. И других кремлевких товарищей.
13
Так он и сказал три дня спустя Надежде Константиновне. Крупская приехала к нему на квартиру — посоветоваться, как она сказала. Уж больно Владимир Ильич переживает. Но сама она не переживала вовсе. Ушел Дорошка, и ушел. Видно, тоже считала справедливой ветхозаветную формулу «око за око». Под конец, правда, спросила:
— А вы, Александр, не хотите в Кремль?
— Я, Надежда Константиновна, предпочел бы перейти в Коминтерн. Поработать за границей.
— Думаю, это можно уладить. Партии для заграничной работы очень нужны преданные, образованные, культурные и умные люди.
Арехин скромно потупился.