Дело об одноразовом драндулете
Шрифт:
– Конечно, - ответил я.
– Вся тройка работает сейчас работает разнорабочими в кащечной "Чилийской гостиницы" Ристермана. Эта единственная тошниловка, где можно съесть то, что желаешь, за три тысячи псевдо-долларов.
– Господи, - сварливо пробурчал он.
– Помню, когда его вледельцем был Марко Баккик, он был лучшим рестораном города.
И снова закрыл глаза.
– Время не стоит на месте, - заметил я, беря свой видеотелефон и начиная набирать номер. У меня не было ни малейшего представления, что он собирается делать с тремя оперативниками, которых
Он, очевидно, снова погрузился в сон, когда раздался дверной звонок. Я с трудом выпрямился, тихонько постанывая от причиняемой артритом боли, и пошел к дверям.
Обнаружив, кем оказались эти двое, стоящие на пороге, я удивился.
Поправив свои бифокулярные очки и приоткрыв дверь, я спросил:
– Какого черта вам сдесь надо?
– Открывайте, - прохрипел инспектор, - полицейское дело, конечено.
Я впустил их, треся головой.
– Знаете, - сказал я.
– Вы двое всегда удивляли меня. Я помню вас с начала тридцатых годов, когда мы занимались одним из своих первых дел об убийстве - делом Ферде-Ланса. В те времена вы были инспектор по убийствам, а этот сержант - одной из ваших пправых рук. Тридцать лет спустя, когда мы работали по делу, которое я описал в "Окончательном выводе", вы еще были инспекторм по убийствам, а сержант все еще был сержантом. И теперь та же картина через тридцать или около того лет... Вас двоих никогда не повышали, и вы никогда не уходили в отставку?
Если не считать лет, он был все таким же старым инспектором с потрепанной фетровой шляпой на голове, морщинистая розовая шея стала еще морщинистее, когда-то проницательные серо-голубые глаза слезятся от старости почти так же, как и у Жирного, когда-то широкий зад стал мешковатым. Когда-то крупное серое лицо покрывалось сероватым налетом, но рычание оставалось прежним, хотя, пожалуй, немного дрожало.
– Хватит, Лысик, - ответил он.
– Мы были в отставке, оба. Но вернулись, когда город докатился до того, что оказался не в состоянии позволить себе роскошь платить своим муниципальным служащим, и большая часть полицейских уволилась. Инфляция, словно ржавчина, съела наши
– 12
пенсии до того, что раз в месяц можно позволить себе купить пару соевых сосисок, вот мы оба и вернулись в полицию. Теперь мы, по крайней мере, можем прихватить немного фруктов с витрин да потрясти ресторан или бар за подмешивание наркотиков в спиртное.
– Если когда-либо был полицейским, то навсегда останешся клопом, заметил я, провожая их в оффис Жирного.
К тому времени, как мы добрались туда, Жирный уже вливал из кварты в стакан остатки пива.
Он поднял голову и промямлил, как обычно:
– Действительно. Импульсивный инспектор. Давненько не виделись, сер. Чем вызван этот визит, доставляющий мне сомнительное удовольствие?
Инспектор опустиля в красное кресло, а сержант в одно из желтых. Я прошел и сел за свой стол.
К моему удивлению, инспектор достал сигару, и, прежде чем сунуть ее в рот, покатал между пальцами. Как в далекие старые времена, когда он являлся к нам в оффис почти каждую неделю по поводу какой-нибудь
– Я случайно оуазался рядом, - скрипучим голосом сказал он.
– Мы с сержантом должны были произвести арест через несколько дверей отсюда в сторону девятого авеню. Забрали доктора Боллмера во время облавы на Виргинскую клиентуру по обвинению в распостранении табака. Продавал его в розницу школьникам, - он вынул сигару из дряблого рта и полюбавался ею.
– Конфисковал эту улику.
– Неужели?
– заметил Жирный, сердито глядя на него.
– Даже не думал, что у моего старого друга доктора Боллмера настали тяжелые времена. Но вы ведь не настоолько глупы, чтобы подозревать меня, как соучастника бутлегарства мистера Никотина?
– По-видимому, док лишился практики из-за автоматизации, - сказал инспектор.
– Как бы то ни было, как только мы вышли от него, я заметил трех подозрительных типов, спускавшихся по лестнице от вашей парадной двери.
– Чем их вид вам показался подозрительным?
– поинтересовался я.
Инспектор посмотрел на меня мутными глазами.
– Они спускались по лестниице этого дома.
Такой ответ вызвал у сержанта квакающий смех. Он явно зашел по тропе старческой немощи так далеко, как и его босс - или мой, если на то пошло.
– Фу. Вы недоумок, инспектор, - сказал Жирный, поднял стакан с пивом, допил его, затем достал платок и стер с губ пену.
– Три джентельмена, о которых идет речь - мои клиенты.
Инспектор сердито посмотрел на него.
– Этого я и боюсь. Последние десять лет, когда у вас был клиент, разверзлась вся преисподняя, пока так или иначе вы не вываливали их в грязи.
– Па... Вы ворвались в мой дом, сер. Если у вас нет ордера, я предлагаю...
– Чего они хотели?
– резко, насколько позволил ему скрипучий голос, спросил инспектор.
– Это, инспектор, останется между мной и моими клиентами.
– Ну, да?
– сказал инспектор.
– Ну, да?
– словно эхо повторил сержант.
– Ну, да, - сказал и я, чтобы не оставаться в стороне.
– 13
– Это как-нибудь связано с убийством?
– спросил инспектор.
– Когда вы беретесь за дело с убийством, а это случалось добрую половину века, оно, как правило, преврвщалось в бойню. До того, как вы якобы заканчиваете расследование преступления, вокруг оказывается столько трупов, что можно подумать, что в городе разразилась чума.
По-видимому, Жирному это надоело. Отключившись от всего на свете, он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
Несколько долгих минут инспектор сердито смотрел на него. Но он и прежде сталкивался с этим. Когда Жирный хотел отключиться, он проделывал это со снаровкой черепахи. Наступила напряженная тишина. На посеревшем от старости лице инспектора ухитрился появиться злой румянец.
– Проклятый слон, пропитаный пивом.
И перевел на меня свой сердитый взгляд.
В вымученной улыбке я показал ему свои вставные челюсти.