Дело об убийстве, или Отель «У Погибшего Альпиниста».Стажеры. Улитка на склоне (сборник)

Стругацкие Аркадий и Борис

Я решительно толкнул дверь в номер госпожи Мозес и остолбенел. В комнате горел розовый торшер, а на диване прямо напротив двери в позе мадам Рекамье возлежала в шелковой пижаме очаровательная госпожа Мозес и читала книгу. Увидев меня, она удивленно подняла брови, но, впрочем, тут же очень мило улыбнулась. Симонэ за моей спиной издал странный звук – что-то вроде «а-ап!»

– Прошу прощения, – еле ворочая языком, проговорил я и со всей возможной стремительностью закрыл двери. Затем я повернулся к Симонэ и неторопливо, с наслаждением взял его за галстук.

– Клянусь! – одними

губами произнес Симонэ. Он был на грани обморока.

Я отпустил его.

– Вы ошиблись, Симонэ, – сухо сказал я. – Вернемся в ваш номер.

Прежним порядком мы проследовали в обратном направлении. Впрочем, по дороге я передумал и повел его в свой номер. Я вдруг сообразил, что номер мой не заперт, а там у меня вещественное доказательство. И кстати, не мешает показать это самое доказательство великому физику.

Войдя, Симонэ бросился в мое кресло, на секунду закрыл лицо руками, а затем принялся стучать себя по черепу кулаками, как развеселившийся шимпанзе.

– Спасен! – бормотал он с идиотской улыбкой. – Ура! Снова живу! Не таюсь, не прячусь! Ура!..

Потом он положил руки на край стола, уставился на меня круглыми глазами и произнес шепотом:

– Но ведь она была мертва, Петер! Клянусь вам. Она была мертва, она была убита, и мало того…

– Ерунда, – сказал я холодно. – Просто вы были омерзительно пьяны.

– Нет-нет, – возразил Симонэ, мотая головой. – Я был пьян, это верно, но тут что-то нечисто, тут что-то не так… Скорее уж это был кошмар, бред… почудилось… Может быть, я и на самом деле немножко того, а, Петер?

– Может быть, – согласился я.

– Не знаю, просто не знаю… Я глаз не сомкнул все это время, то раздевался, то одевался… хотел даже бежать… особенно когда услышал, как вы там ходите и говорите придушенными голосами…

– Где вы находились в это время?

– Я находился… В какое, собственно, время?

– Пока мы говорили придушенными голосами.

– У себя. Я не выходил из номера.

– В какой именно комнате вашего номера вы находились?

– То в одной, то в другой… Честно говоря, пока вы допрашивали Олафа, я пытался подслушивать и сидел в спальне… – Глаза его вдруг снова выкатились. – Постойте-ка, – сказал он. – Но если она жива… тогда из-за чего вся эта суета? Что случилось? Заболел кто-нибудь?

– Отвечайте на мои вопросы, – сказал я. – Что вы делали после того, как я ушел из бильярдной?

Некоторое время он молчал, глядя на меня круглыми глазами и покусывая нижнюю губу.

– Понятно, – сказал он наконец. – Значит, все-таки что-то случилось. Ну, ладно… Что я делал после того, как вы ушли? Сыграл сам с собой на бильярде и пошел к себе. Было уже около десяти, а я назначил свое предприятие на одиннадцать, надо было привести себя в порядок, освежиться, побриться, то-се… Этим я и занимался примерно до половины одиннадцатого. А потом ждал, смотрел на часы, смотрел в окошко… Остальное вы знаете… Вот так…

– Вы вернулись в номер около десяти. А точнее? Ведь вы собирались на свидание и наверняка часто поглядывали на часы.

Симонэ тихонько свистнул.

– Ого! – сказал он. – Кажется, это следствие по всем правилам. Может

быть, вы все-таки скажете мне, что произошло?

– Убит Олаф, – сказал я.

– Как – убит? Вы же только что были у него в номере… Я сам слышал, как вы с ним там разговаривали…

– Я разговаривал не с ним, – сказал я. – Олаф мертв. Поэтому постарайтесь поточнее вспомнить все, о чем я вас спрашиваю. Когда вы вернулись в свой номер?

Симонэ вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.

– Безумие какое-то, – пробормотал он. – Сумасшедший бред… Сначала то, теперь это…

Я применил старый испытанный прием. Пристально глядя на Симонэ, я сказал:

– Перестаньте крутить. Отвечайте на мои вопросы.

Симонэ мгновенно ощутил себя подозреваемым, и все его эмоции тут же испарились. Он перестал думать о госпоже Мозес. Он перестал думать о бедном Олафе. Теперь он думал только о себе.

– Что вы этим хотите сказать? – пробормотал он. – Что это значит – «перестаньте крутить»?..

– Это значит, что я жду ответа, – сказал я. – Когда – точно – вы вернулись в свой номер?

Симонэ преувеличенно оскорбленно пожал плечами.

– Извольте, – сказал он. – Смешно, конечно, и дико, но… пожалуйста. Извольте. Из бильярдной я вышел без десяти десять. С точностью плюс-минус одна минута. Я посмотрел на часы и понял, что мне пора. Было без десяти десять.

– Что вы сделали, когда вошли в номер?

– Извольте. Я прошел в спальню, разделся… – Он вдруг остановился. – А знаете, Петер… Я ведь понимаю, что вам нужно. В это время Олаф был еще жив. Впрочем, откуда мне знать, может быть, это был уже не Олаф.

– Рассказывайте по порядку, – приказал я.

– Да тут нечего рассказывать по порядку… За стеной спальни двигали мебель. Голосов я не помню. Не было голосов. Но что-то там двигалось. Помнится, я показал стене язык и подумал: вот так-то, белокурая бестия, ты ляжешь баиньки, а я пойду к моей Ольге… Или что-то в этом духе. Это было, следовательно, примерно без пяти десять. Плюс-минус три минуты.

– Так. Дальше.

– Дальше… Дальше я пошел в туалетную комнату. Я тщательно вымылся до пояса. Я тщательно вытерся махровым полотенцем… Я тщательно побрился электрической бритвой… Я тщательно оделся… – В голосе унылого шалуна стремительно нарастала язвительность. Впрочем, он тут же почувствовал неуместность такого тона и спохватился. – Короче говоря, в следующий раз я посмотрел на часы, когда вышел из туалетной. Было около половины одиннадцатого. Без двух-трех минут.

– Вы остались в спальне?

– Да, одевался я в спальне. Но больше я уже ничего не слышал. А если и слышал, то не обратил внимания. Одевшись, я вышел в гостиную и стал ждать. И клятвенно утверждаю, что после вечеринки я Олафа в глаза не видел.

– Вы уже утверждали клятвенно, что госпожа Мозес мертва, – заметил я.

– Ну, это я не знаю… Это я не понимаю. Уверяю вас, Петер…

– Верю, – сказал я. – Теперь скажите, когда вы последний раз разговаривали с Хинкусом?

– Гм… Да я, пожалуй, вообще с ним никогда не разговаривал. Ни разу. Не представляю, о чем бы я мог с ним разговаривать.