Дело об убийстве Распутина
Шрифт:
смысл кровавого безобразия, учиненного над телом убитого человека?
— Я чувствовал себя очень плохо, голова кружилась, я едва мог двигаться… но все же машинально взял со стола резиновую палку и направился к выходу из кабинета. Сойдя, я увидел Распутина, лежавшего на нижней площадке…
— А вот Пуришкевич только что утверждал, что вы сперва увидели тело и только потом, только потом вполне целенаправленно побежали в кабинет за своим резиновым оружием и, завладев им, бросились к телу. Не «машинально» взяли палку, а специально бегали за ней в кабинет. Вот вы спросите сейчас, Феликс Феликсович, почему нас так интересует этот эпизод? Ну овладел вами от волнения необъяснимый приступ безумия, от волнения, от страха — так это бывает, и довольно часто, с убийцами, и нет особого смысла во все это глубоко вдумываться. Аффект-с! Но нет и нет! Есть в этом смысл! Любой человек, мало-мальски сведущий в области психиатрии, не даст покривить душой — подтвердит вам, что в любом, даже самом необъяснимом и самом причудливом безумии, на самом дне его, всегда лежит вполне реальная и вполне объяснимая подоплека. Вот она-то нас и интересует, коль скоро мы решили оставить как можно меньше «необъяснимого» во всей этой малообъяснимой истории. Поэтому будьте добры, как вам ни неприятно вспоминать об
— Я увидел Распутина, лежащего на нижней площадке. Из многочисленных ран его обильно лилась кровь… было до мельчайших подробностей в свете люстры видно его изуродованное ударами и кровоподтеками лицо. Мне захотелось закрыть глаза, хотелось убежать куда-нибудь далеко, чтобы хотя бы на мгновение забыть ужасную действительность, и вместе с тем меня непреодолимо влекло к этому окровавленному трупу, влекло так настойчиво, что я не в силах был бороться с собой…
— Стало, быть, князь, Пуришкевич ошибался, предполагая, что вы бьете тело потому, что не можете поверить, что Распутин уже мертв? У вас не было цели добить жертву? Вы уже, стало быть, понимали, что это только труп?
— Я ринулся на труп… Голова моя разрывалась на части, мысли путались, злоба и ярость душили меня. Я ринулся на труп… и начал избивать его резиновой палкой. В бешенстве и остервенении я бил куда попало. Все божеские и человеческие законы в эту минуту были попраны! Пуришкевич говорил мне потом, что зрелище было настолько кошмарное, что он никогда об этом не забудет.
— Все так, все так… Кроме одного. Вы колотили по телу не куда попало. Вы колотили по голове, а если быть еще точнее, то по виску. Только в одно это место. В висок. Насколько случайны все эти ваши оговорки? Мы уже как будто привыкли к тому, что всякий раз, когда вы случайно оговариваетесь, или что-то вдруг запамятовали, это что-нибудь да значит. Что на этот раз?. Попробуем понять, о чем думали вы по пути к умывальной чаше, над которой вас застал Пуришкевич. Еще во дворе, давая свои находчивые, надо отдать вам должное, пояснения городовому, и направляясь в уборную, вы не могли не думать о том, что весь ваш хитроумно задуманный план провалился, и выстрелы во дворе поставили на нем окончательную и бесповоротную точку. Тело изрешечено пулями, и выдать Распутина за утопленника, увы, уже не удастся. Более того, в ночь исчезновения Распутина в вашем дворце, в вашем дворе звучали выстрелы! Их могут связать с исчезновением Распутина. Допустим, городовые действительно видели у дворца в момент, когда прозвучали выстрелы, машину Дмитрия Павловича. Тогда совсем плохо! Могут подумать, что Распутина убил он! И тогда! И тогда преступление, которое вы с компанией затеяли, потеряет всякий смысл, а вместо желанных выгод, вы получите наказание за содеянное, потому что убийство есть убийство! Как же исправить, если это еще возможно, катастрофическое положение? Что предпринять? И ваш весьма изворотливый ум начинает искать лазейки из, казалось бы, безвыходного положения! Вы сказали городовому, что великий князь Дмитрий, уезжая из дворца, убил собаку… Хорошо! Значит, как можно скорее надо убить собаку и бросить ее на снег в том самом месте, где снег залит кровью Распутина. Когда обнаружится исчезновение царского друга и следователи, осведомленные о ночных выстрелах, придут к вам, они обнаружат во дворе застывший труп собаки. Что будет дальше? Если Маклаков прав и следователи не будут сильно заинтересованы в розыске убийц всем ненавистного мужика, то мертвая собака в окровавленном снегу должна их вполне удовлетворить. Славно! Что дальше? Дальше то, что тело теперь бессмысленно спускать в полынью Малой Невки. Во льдах тело могут скоро не отыскать… А тело следователи должны обнаружить очень быстро, немедленно, утром, и так, чтобы все улики ясно показывали, что убитый Распутин никак не связан с ночными выстрелами у вашего дворца! Как это устроить? Как? И тут мысль ваша, как вода из иссякающего источника, вернулась в свое русло и устремилась к истоку. Маклаков!!! Помнится, Маклаков говорил, что легче всего упрятать концы, выдав Распутина за жертву случайного уличного нападения! Хорошо! Допустим, Распутин шел по темному парку глубокой ночью в пустынной местности. Его оглушили ударом по голове, да, именно сперва оглушили ударом по голове, затем вывернули карманы и, не найдя ничего ценного, в досаде несколько раз выстрелили в уже бесчувственное тело. А затем скрылись. Такое можно устроить! Отведет ли это подозрение от вас и вашей компании? Да, вполне вероятно… Значит… значит теперь нужно оставить след от удара по голове трупа, вынуть из карманов все что можно… и затем отвезти тело в глухое местечко и бросить там, забрав шубу и бобровую шапку. И тогда не успеют родные Распутина хватиться, а тело уже будет найдено случайным прохожим! Тело найдут со следами явного ограбления и на какое-то время следователи пойдут по пути неизвестных грабителей. Поскольку на голове жертвы сыщики обнаружат след от удара, они предположат, что жертву сначала оглушили, обобрали и только затем начали стрелять. Это хорошо, поскольку это совсем не похоже на то, что произошло у вас во дворе! Если заподозрят, что все-таки это вы расправились с царевым другом, то вы можете вполне уместно возразить: зачем, спрашивается, вам было открывать стрельбу в самом центре Петрограда, вблизи полицейского участка, если Распутин был вами оглушен и так ничего не соображал? Вы бы и расправились с ним тихо где-нибудь в подвале вашего дворца, и никто ничего бы не услышал… а что, звучит довольно логично! Так можно ответить. Это позволит выиграть время. Допустим, следователи придут к вам, вы покажете им труп собаки. Дмитрий Павлович подтвердит, что собаку убил именно он. И все… все!!! А далее в ход пойдут деньги, влияние, связи, пресса… Маклаков… Да, Маклаков… он обещал помочь, он говорил, что так упрятать следы легче всего! Так и надо поступить! А дальше будет видно! Все это можно обдумать потом. А сейчас надо поскорее убить собаку и оставить след от удара тяжелым предметом на голове убитого Распутина! Здесь, вероятно, ваши размышления прервались с появлением Пуришкевича. Конечно, знай вы, что у Пуришкевича вызрел свой план, вы бы немедленно с ним все обсудили и сообща бы решили, как вам действовать дальше. Но! Рок уже цепко впился в вас! Пуришкевич вас недооценил и решил, что вы невменяемы. А вы недооценили Пуришкевича. Поэтому, ничего не обсуждая, ни о чем не договариваясь, вы вышли из внутренних покоев на площадку у лестницы и увидели простреленное тело. И вы немедленно приступили к воплощению своего нового плана. Вы выскользнули из объятий Пуришкевича, вбежали в кабинет, схватили палку и бросились к телу. И вы ударили Распутина палкой в висок… и раз… и два! Но… увлеклись! Сильно увлеклись! И неудивительно! Даже у менее впечатлительного, чем вы, Владимира Митрофановича разыгрались нервы! Досада от неудачи, жгучий стыд, стыдный страх, ненависть, отчаяние и злоба — все это, перемешавшись, извергнулось.
— Я приказал солдатам поскорее достать где-нибудь материи, обернуть ею труп с ног до головы и связать веревкой. Один из них принялся за исполнение моего приказа, а другого я позвал к себе и, услышав от него, что стоявший на посту городовой приходил осведомляться, почему здесь стрельба, через полчаса будет сменен другим и должен будет доложить своему начальству о происшедшем, приказал позвать его к себе.
— Из этого, Владимир Митрофанович, мы делаем вывод, что вам в тот момент по-прежнему неизвестна была сочиненная Маленьким басня про убитую собаку. В противном случае, зачем вам было давать объяснения городовому, которому и так уже все очень хорошо объяснили? Итак, городовой Степан Власюк вновь был приглашен во дворец. В первый раз Маленький принял этого стража порядка неприветливо… но во второй раз бедолагу торжественно ввели через парадный вход, прямо в княжеский кабинет. Городовой, понятно, растерялся. Что же вы собирались сказать этому городовому?
— «Служивый! Ты меня знаешь?» «Так точно, Ваше превосходительство! Вы — член Государственной думы, Владимир Митрофанович Пуришкевич!»
— Так надо понимать, что Власюк сразу вас и узнал? А Власюк это отрицает, говорит, что не узнал и что вы сами ему отрекомендовались. Ну, здесь, думается, сыграло роль то, что, записывая эту сцену в дневник, вы уже заранее предвкушали, как изумительно будет выглядеть она в учебнике русской истории. Но нам нужна объективная картина. Поэтому, Феликс Феликсович, будьте добры, опишите вы нам эту сцену. Как она разыгралась в вашем кабинете и на ваших глазах?
— Пуришкевич, увидав вошедшего городового, быстро подошел к нему и начал говорить повышенным голосом: «Ты слышал про Распутина? Это тот самый, который губил нашу Родину, нашего царя, твоих братьев — солдат… Он нас немцам продавал… Слышал?» Городовой стоял с удивленным лицом, не понимая, чего от него хотят, и молчал. «А знаешь ли ты, кто с тобой говорит?» — не унимался Пуришкевич. «Я член Государственной думы Владимир Митрофанович Пуришкевич. Выстрелы, которые ты слыхал, убили этого самого Распутина, и, если ты любишь свою Родину, своего царя, — ты должен молчать!»
— Несложно вообразить, с каким чувством слушали Вы, князь, откровения вашего сотоварища по убийству! Да ведь он же одним ударом прихлопнул все ваши зародившиеся надежды выправить положение. Теперь этот, ничего до сей поры не сообразивший и не заподозривший Степан Власюк, поверивший и в безобидную вечеринку, и в убитую собаку, узнал все! Всю подноготную… что убита никакая не собака, а именно Григорий Распутин! Этой ночью, вашей компанией, во дворе вашего дворца! А во дворце все еще находится окровавленное тело Распутина!! Вот теперь действительно все пропало!!! Интересно, что вы ощущали в эту историческую минуту, князь?
— Я с ужасом слушал этот разговор. Остановить его и вмешаться было совершенно невозможно! Все случилось слишком быстро и неожиданно, нервный подъем всецело овладел Пуришкевичем и он, очевидно, сам не сознавал, что говорит…
— Да ну что вы, князь, увольте! Совсем напротив. Пуришкевич прекрасно сознавал, что он говорит и зачем он это говорит! Давайте вместе попробуем понять, что толкнуло его на этот шаг? Взгляните на секунду на создавшееся положение глазами «твердокаменного монархиста». Пуришкевич, в те короткие минуты, когда вы приходили в себя после избиения тела, узнал, что выстрелы слышал городовой. И что городовой приходил справляться о причине стрельбы. Пуришкевич-то ничего не знает о вашей «убитой собаке», вас числит в «невменяемых» и совершенно искренне полагает, что никто никаких разъяснений городовому не дал. И что через полчаса, сменившись с караула, городовой доложит начальству о происшествии. Вот Пуришкевич и пытается предотвратить этот доклад по начальству, упирая на патриотизм служивого Степана и на то, что совершено великое и «святое» дело спасения Родины! Он пытается уговорить растерявшегося Власюка нарушить свой служебный долг и не докладывать! А как иначе? Иного выхода Пуришкевич не придумал! Не в пример вам. Это вы судорожно ломали голову над тем, как отвести подозрения не только от «дражайшего друга», но и от себя, и от своего дворца. А вот Пуришкевичу на вас и на ваш дворец, простите, наплевать! Лично за вас он не боится. Как выгородить мистера Х, он уже решил, и выгородил, взяв вину на себя. То есть он решил главную задачу — претендент на престол чист! Наказания он не очень-то и боится. Почему? Потому, что он, член Государственной думы, защищен от монаршего гнева гораздо надежней, чем вы, члены и почти члены императорской фамилии. Это с вами государь может делать все, что ему заблагорассудится! А с ним, Пуришкевичем, дудки… нет! Представьте себе на минуту, как следственные органы сообщают Государственной думе о том, что арестовали Пуришкевича Владимира Митрофановича в связи с обвинением его в убийстве Григория Ефимовича Распутина. Представили? То-то! Какой поднимется грандиозный всероссийский скандал!!! Ого-го-го!!! Думается, что Пуришкевич тоже очень отчетливо рисовал в своем воображении эти грандиозно-скандальные картинки и потому прозорливо рассчитывал, что никто из царского правительства его не посмеет и пальцем тронуть… И сознание это делало его смелым и дерзким! И он наудачу попытался уговорить городового не докладывать… И сделал это он, дорогой Феликс Феликсович, будучи совершенно в твердом уме и памяти. И что же ответил Степан Власюк? Пообещал молчать? Что он вам ответил, Владимир Митрофанович?
Он призадумался… «Так что, Ваше превосходительство, если спросят меня не под присягою, то ничего не скажу, а коли на присягу поведут, тут делать нечего, раскрою всю правду. Грех соврать будет». Я понял, что всякие разговоры не приведут ни к чему, и отпустил его с миром…
—…отпустили с миром, не забыв, впрочем, выяснить, что его непосредственный начальник, генерал Григорьев, хорошо вам лично знаком… и решили, что утром с ним необходимо потолковать. Что же вы предприняли потом, Владимир Митрофанович?
— Вошел солдат и доложил мне, что труп уже упакован. Я спустился посмотреть. Тело было плотно запеленуто в синюю материю, голова была закрыта. И я, поднявшись в кабинет Юсупова и передав его в руки слуг с просьбой помочь ему немедленно обмыться и переодеться с ног до головы и переобуться, сел в кресло и стал ждать.
— Чего же вы ждали?
— Возвращения великого князя Дмитрия, Лазаверта и поручика Сухотина…
— Так великий князь ездил с Лазавертом и Сухотиным? Вы на этом настаиваете? Ну, хорошо, хорошо! И что, скоро они приехали?