Дело опасной вдовы

Гарднер Эрл Стенли

Круто повернувшись, Мейсон выскочил в приемную как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сильвия Оксман выходила в коридор.

— Сильвия! — произнес он резким тоном. Она остановилась при звуке его голоса, задержалась на пороге, потом медленно повернулась к нему. Глаза ее тревожно мерцали.

— Идите сюда, — произнес Мейсон.

— Кто вы такой? — спросила она. — Чего вы хотите? И почему осмеливаетесь таким образом разговаривать со мной?

Тремя прыжками Мейсон очутился рядом с ней и схватил ее за левую руку повыше локтя.

— Взгляните сами, — произнес он.

Она

было отшатнулась и попыталась высвободить руку, но Мейсон подтолкнул ее к открытой двери кабинета. Она было негодующе повернулась к нему и хотела что-то сказать, но тут же увидела скорчившуюся фигуру за столом и открыла рот, чтобы закричать, но Мейсон прижал ее руку к губам.

— Поосторожнее, — предупредил он.

Подождав, пока она немного пришла в себя, он опустил руку и спросил:

— Сколько времени вы находились в приемной до моего прихода?

— Минуту или две, — сказала она тихим, едва слышным голосом.

Вид у нее был испуганный и потрясенный, и она, словно завороженная, не в силах была отвести взгляда от стола.

— Можете вы это доказать?

— Что вы хотите сказать?

— Кто-то видел, как вы сюда входили?

— Не знаю… не думаю… Кто… вы такой? Я уже видела вас. И вам известно мое имя.

Мейсон кивнул.

— Меня зовут Мейсон. Я адвокат. И послушайте, прекратите эти глупости. Или вы сами сделали это, или…

Она внезапно оборвал свою речь, потому что взгляд его упал на несколько продолговатых бумажек, лежащих поверх пресс-папье. Наклонившись, он быстро взял их в руки.

Сильвия Оксман задохнулась от волнения:

— Мои расписки! Я ведь приехала, чтобы их оплатить.

— Вы приехали, чтобы заплатить Грибу?

— Да.

— В таком случае, — мрачно сказал он, — позвольте мне взглянуть на деньги. — И он протянул руку к ее сумочке.

Она отскочила, глядя на него испуганными, расширенными от ужаса, глазами.

— У вас с собой нет этих денег, — сказал Мейсон.

Она ничего не ответила, только задышала отрывисто и часто.

— Вы его убили? — спросил Мейсон.

— Нет… конечно нет… Я даже не знала, что он здесь…

— Вам известно, кто это сделал?

Она покачала головой.

Мейсон сказал:

— Послушайте, я попробую помочь вам. Выходите через эту дверь и постарайтесь, чтобы вас никто не заметил. Присоединитесь к играющим за каким-нибудь столом. Подождите меня. Я хочу поговорить с вами, и советую рассказать мне всю правду. Запомните, Сильвия, никакой лжи.

Она минуту поколебалась, потом спросила:

— Почему вы все это делаете для меня?

— Мейсон мрачно рассмеялся:

— И в самом деле — почему? Просто из дурацкой преданности интересам клиента. Я всегда стараюсь защитить их… даже если она старается провести меня.

Внезапно она стала совершенно спокойной и вернула себе самообладание.

— Благодарю, — сказала она холодно, но ведь я не ваша клиентка.

— Что ж, если не клиентка, то очень близки к тому, чтобы стать ею. К тому же, черт меня возьми, если я смогу поверить в то, что вы — убийца. Но вам придется кое-что объяснить мне, как впрочем

и многим другим, чтобы остальные тоже поверили в вашу невиновность. Пока что уходите.

— Мои расписки, — сказала она. — Если мой муж…

— Забудьте об этом, — прервал ее Мейсон, — доверьтесь мне. Я ведь вам доверяю.

Она с минуту внимательно смотрела на него, потом подошла к двери и выскользнула в приемную, мгновение спустя звук зуммера, раздавшийся в кабинете, сказал Мейсону, что она вышла в коридор.

Мейсон вытащил из кармана бумажник, отсчитал 75 стодолларовых бумажек, носком ботинка выдвинул нижний ящик стола, бросил туда деньги и таким же образом задвинул его. Потом зажал расписки между большим и указательным пальцами, чиркнул спичкой и поднес пламя к бумагам. Через минуту от расписок остался только пепел. Внезапно раздавшийся в тишине кабинета звук зуммера заставил Мейсона поторопиться: кто-то шел по коридору, направляясь в кабинет, судя по тому, что за первым зуммером последовал еще один, шел не один человек, а двое. Мейсон поспешно растер пепел от расписок между пальцами, а оставшийся целым уголок, за который он держал расписки, сунул в рот. Потом он одним прыжком очутился в приемной, прикрыв дверь кабинета локтем. Обтерев испачканные ладони о брюки, он бросился в кресло, развернул первый попавшийся журнал и как раз распечатал пачку жевательной резинки, когда дверь приемной открылась и на пороге появился Дункан в сопровождении высокого мужчины с водянистыми голубыми глазами, одетого в твидовый костюм. На обоих мужчинах были плащи, влажные от тумана.

Увидев Мейсона, Дункан остановился, как вкопанный.

— Какого черта вы здесь делаете? — спросил он.

Мейсон небрежным жестом отправил резинку в рот, свернул обертку в шарик, бросил его в пепельницу и только потом ответил:

— Я дожидаюсь Сэма Гриба, потому что мне нужно поговорить с ним. Но раз вы здесь, я готов побеседовать с вами обоими.

— Где Сэм?

— Не знаю, Я постучал, но никто не отозвался. Вот я и решил подождать. Только журналы почему-то у вас столетней давности.

Дункан раздраженно сказал:

— Сэм у себя. Он должен быть у себя. Когда в зале идет игра, один из нас всегда бывает на месте.

Мейсон пожал плечами, брови его слегка поднялись.

— И в самом деле, — сказал он. — Сюда есть еще какой-то выход?

— Нет, только через эту комнату.

— Что ж, — сказал Мейсон. — Я могу пока и с вами одним побеседовать. Насколько я понимаю, вы все-таки начали свое дело?

— Разумеется, — раздраженно ответил Дункан. — Вы ведь не единственный поверенный на свете.

— Не хотите ли резинки? — вежливо предложил Мейсон.

— Нет терпеть не могу эту жвачку.

— Что ж, — сказал Мейсон, — поскольку вы обратились к правосудию, то тем самым все, что находится на этом судне, подлежит разделу в качестве имущества компаньонов.

— И что из этого?

— Но ведь эти долговые расписки, — сказал Мейсон, — выданы в погашение игорного долга. Ни один суд не согласится выступать в качестве посредника по сбору игорных долгов.