Дело с застёжками
Шрифт:
Не удостоенные чести распилить баню, в чём, впрочем, мы и не нуждались теперь, мы молча взяли деньги и пошли.
– Ах ты, старая кикимора! – начал Сёмка, чуть только мы вышли за ворота.
– На-ко-ся! Не стоим! Жаба дохлая! Ну-ка, вот скрипи теперь над своей книгой…
Сунув руку в карман, он выдернул из него две блестящие металлические штучки и, торжествуя, показал их нам.
Мишка остановился, любопытно вытягивая голову вперёд и вверх к поднятой руке Сёмки.
– Застёжки отломал? – спросил он удивлённо.
– Они
– Ах ты! Когда это ты? Спрячь… от греха…
– И спрячу…
Мы молча пошли дальше по улице.
– Ловко… – задумчиво говорил Мишка сам себе. – Взял да и отломил… Н-да…
А книга-то хорошая… Старуха… обидится, чай, на нас…
– Нет… что ты! Вот она нас позовёт назад да на чай даст… – трунил Сёмка.
– А сколько ты за них хошь?
– Последняя цена – девять гривен. Ни гроша не уступлю… себе дороже…
Видишь – ноготь сломал!
– Продай мне… – робко попросил Мишка.
– Тебе? Ты что – запонки хочешь завести себе?.. Купи, ха-арошие запонки выйдут… как раз к твоей харе.
– Нет, право, продай! – и Мишка понизил тон просьбы…
– Купи, говорю… Сколько дашь?
– Бери… сколько там есть на мою долю?
– Рубль двадцать…
– А тебе сколь за них?..
– Рубль!
– Чай, уступи… для друга!..
– Дура нетрёпанная! На кой те их дьявол?
– Да ты уж продавай знай…
Наконец торг был заключён, и застёжки перешли за девяносто копеек в руки Мишки.
Он остановился и стал вертеть их в руках, наклонив кудластую голову и наморщив брови и пристально рассматривая два кусочка серебра.
– Нацепи их на нос себе… – посоветовал ему Сёмка.
– Зачем? – серьёзно возразил Мишка. – Не надо. Я их старушке стащу. Вот, мол, мы, старушка, нечаянно захватили эти штуковины, так ты их… опять пристрой к месту… к книге этой самой… Только вот ты их с мясом выдрал… это как теперь?
– Да ты, чёрт, взаправду понесёшь? – разинул рот Сёмка.
– А как?.. Видишь ты, такая книга… нужно, чтоб она в полной целости была… ломать от неё куски разные не годится… И старушка тоже… обидится… А ей умирать надо… Вот я и того… Вы меня, братцы, подождите с минутку… а я побегу назад…
И раньше, чем мы успели удержать его, он крупными шагами исчез за поворотом улицы…
– Ну и мокрица-человек! Жиделяга грязная! – возмутился Сёмка, поняв суть факта и его возможные последствия.
И, отчаянно ругаясь через два слова в третье, он начал убеждать меня:
– Айда, скорей! Провалит он нас… Теперь сидит, чай, поди, руки у него назад… А старая карга уж и за будочником послала!.. Вот те и водись с этаким пакостником! Да он ни за сизо пёрышко в тюрьму тебя вопрёт! Нет, каков мерзавец-человек?!
Какая, подлой души, тварь с товарищем так поступить может?! Ах ты, господи! Ну и люди стали! Айда, чёрт, чего ты растяпился! Ждёшь? Жди, чёрт вас всех, мошенников, возьми! Тьфу,
Посулив мне нечто невероятно скверное, Сёмка ожесточённо ткнул меня кулаком в бок и быстро пошёл прочь…
Мне хотелось знать, что делает Мишка с нашей бывшей хозяйкой, и я тихонько отправился к её дому. Мне не думалось, что я подвергаюсь какой-либо опасности или неприятности.
И я не ошибся.
Подойдя к дому и приложившись глазом к щели в заборе, я увидел и услышал только следующее: старуха сидела на ступеньках крыльца, держала в руках «выдранные с мясом» застёжки своей библии и через очки пытливо и строго смотрела в лицо Мишки, стоявшего ко мне задом…
Несмотря на строгий и сухой блеск её острых глаз, по углам губ у неё образовалась мягкая складка кожи; видно было, что старушка хочет скрыть добрую улыбку – улыбку прощения.
Из-за спины старухи смотрели какие-то три рожи: две женские, одна красная и повязанная пёстрым платком, другая простоволосая, с бельмом на левом глазу, а из-за её плеч высовывалась физиономия мужчины, клинообразная, в седых бачках и с вихром на лбу… Она то и дело странно подмаргивала обоими глазами, как бы говоря Мишке:
«Утекай, брат, скорей!»
Мишка мямлил, пытаясь объясниться:
– …Такая редкостная книга. Вы, говорит, все – скоты и псы… собаки. Я и думаю… Господи – верно! Так надо говорить по правде… сволочи мы и окаянные люди… подлецы! И опять же, думаю: барыня – старушка, может, у ней и утеха одна, что вот книга – да и всё тут… Теперь застёжки… много ли за них дадут? А ежели при книге, то они – вещь! Я и помыслил… дай-ка, мол, я обрадую старушку божию, отнесу ей вещь назад… К тому же мы, слава те господи, заработали малу толику на пропитание. Счастливо оставаться! Я уж пойду.
– Погоди! – остановила его старуха. – Понял ты, что я вчера читала?..
– Я-то? Где мне понять! Слышу – это так… да и то – как слышу? Разве у нас уши для слова божия? Нам оно непонятно… Прощевайте…
– Та-ак! – протянула старуха. – Нет, ты погоди…
Мишка тоскливо вздохнул на весь двор и по-медвежьи затоптался на месте.
Его уже, очевидно, тяготило это объяснение…
– А хочешь ты, чтоб я ещё почитала тебе?
– Мм… товарищи ждут…
– Ты плюнь на них… Ты хороший малый… брось их.
– Хорошо… – тихо согласился Мишка.
– Бросишь? Да?
– Брошу…
– Ну, вот… умница!.. Совсем ты дитя… а борода вон какая… до пояса почти… Женат ты?..
– Вдовый… померла жена-то…
– А зачем ты пьёшь? Ведь ты пьяница?
– Пьяница… пью.
– Зачем?
– Пью-то? По глупости пью. Глуп, ну и пью. Конечно, ежели бы человеку ум… да рази бы он сам себя портил? – уныло говорил Мишка.
– Верно рассудил… Ну вот, ты и копи ум… накопи да и поправься… ходи в церковь… слушай божие слово… в нём вся мудрость.