Дело смотрительницы (сборник)
Шрифт:
– Но что конкретно вы хотите этим сказать? – спросила Чармиан.
– Я хочу сказать, дорогая, что сейчас вы фактически держите деньги в руках.
Чармиан посмотрела на письма.
– Подпись, дорогая. Она все объясняет. Рецепт лишь подсказка. Уберите яблоки, сахар и все прочее, тогда что остается на самом деле? Ну конечно, утка, то есть чушь на постном масле. Понимаете – ерунда, вздор! Поэтому ясно, что следует обратить внимание именно на письма. А кроме того, вспомните и учтите, что сделал дядюшка перед самой смертью. Вы говорите, он подмигнул. Вот и пожалуйста, это и дает в руки ключ к разгадке, все понятно.
– Кто сходит
– Думаю, дорогая, вам приходилось слышать английскую поговорку, означающую несоответствие истинному положению вещей, или она у нынешней молодежи совсем вышла из обихода? «Все это мой глаз да Бэтти Мартин», что значит: «Все это одна видимость».
Эдвард от удивления приоткрыл рот, и его взгляд остановился на письме, которое он держал в руках.
– Бэтти Мартин...
– Разумеется, мистер Росситер. Как вы совершенно верно заметили, такой нет и никогда не существовало. Письма написаны вашим дядей, и, осмелюсь предположить, он хорошо повеселился, когда их сочинял! Как вы уже упомянули, надписи на конвертах гораздо старше, и конверты, разумеется, взяты от других писем, об этом вы можете судить хотя бы по тому, что на том конверте, что у вас в руках, наклеена марка 1851 года.
Здесь мисс Марпл выдержала паузу. Она постаралась сделать ее достаточно выразительной.
– Тысяча восемьсот пятьдесят первый. По-моему, это все объясняет.
– Кому угодно, только не мне, – возразил Эдвард.
– И не удивительно, – проговорила мисс Марпл, – признаюсь, я бы тоже не поняла; слава богу, меня в свое время просветил мой внучатый племянник Лайонел. Прелестный парнишка и страстный собиратель марок, знает о них все. Он-то и рассказал мне о редких и дорогих марках и о том, что на аукционе появилась удивительная находка. Я хорошо запомнила, как он упоминал одну марку, голубую двухцентовую тысяча восемьсот пятьдесят первого года. Кажется, она стоила что-то порядка двадцати пяти тысяч долларов. Вообразите! Полагаю, другие марки должны быть такими же редкими и дорогими. Не сомневаюсь, ваш дядюшка купил их через агентов и тщательно «замел следы», как пишут в детективных рассказах.
Эдвард издал стон. Затем сел и закрыл руками лицо.
– Что такое? – встревожилась Чармиан.
– Ничего. Я лишь вдруг ужаснулся мысли, что если бы не мисс Марпл, мы вполне могли бы сжечь эти письма как неприличные, да еще уважать себя за благородный поступок!
– О да, – согласилась мисс Марпл, – как раз этого и не понимают старые джентльмены, обожающие свои шуточки. Помнится, дядя Генри послал своей любимой племяннице на Рождество пятифунтовую банкноту. Положил ее в рождественскую открытку, заклеил края, а сверху надписал: «С любовью и наилучшими пожеланиями. Боюсь, это все, что я в этом году могу себе позволить». Бедная девочка расстроилась, в душе обозвала его подлецом и бросила открытку в огонь, так что потом ему пришлось подарить ей то же самое еще раз.
Чувства Эдварда к дяде Генри преобразились внезапно и полностью.
– Мисс Марпл, – произнес он торжественным тоном, – я сейчас принесу бутылку шампанского. И мы выпьем за здоровье дяди Генри.
Мерка смерти
Мисс Политт взялась за большое железное кольцо – из тех, что в Англии украшают парадную дверь, одновременно служа колотушкой и чем-то вроде дверного звонка, – и вежливо постучалась. Немного подождав, она постучалась опять. При этом сверток, придерживаемый левой рукой, выскользнул, и она поправила его. В нем находилась обнова для миссис Спенлоу – зеленое зимнее
Мисс Политт была высокой, худощавой и остроносой особою с вечно поджатыми губами и редкими седыми, со стальным отливом волосами.
Прежде чем постучать в дверь кольцом в третий раз, пришедшая помедлила. Обернувшись, она посмотрела вдоль домов и увидала, что по улице кто-то быстро идет в ее сторону.
– Добрый день, мисс Политт, – громко прозвучал низковатый женский голос, и к ней подошла мисс Хартнелл, добродушная, но словно траченная молью дама лет пятидесяти.
– Добрый день, мисс Хартнелл, – отозвалась портниха. Говорила она тонюсеньким голоском и слова выговаривала, жеманничая. Когда-то в молодости ей довелось побывать в горничных у великосветской дамы. – Извините, пожалуйста, – продолжила она, – не знаете ли вы случайно, может ли оказаться так, что хозяйки, миссис Спенлоу, в данный момент нет дома?
– Понятия не имею, – ответила мисс Хартнелл.
– Получилось неловко. Сегодня миссис Спенлоу должна примерять новое платье. Она сама назначила мне на три тридцать.
Мисс Хартнелл сверила время по наручным часам.
– Уже чуть больше половины, – согласилась она.
– Ну да, я уже стучалась три раза, но никто не откликается, так что я начала опасаться, что вдруг миссис Спенлоу забыла или куда-нибудь ушла. Она не забывает обычно, когда назначает кому-то время, а платье нужно ей к послезавтрашнему дню.
Мисс Хартнелл прошла за ворота и направилась к мисс Политт, стоявшей на крыльце виллы Лабурнум.
– Почему это Глэдис не подходит к двери? – заинтересовалась она. – Ах, ну конечно же, сегодня четверг, у Глэдис нынче выходной. Думаю, миссис Спенлоу просто заснула. Боюсь, вы слишком тихо стучите этой штуковиной.
Ухватившись за кольцо, она принялась оглушительно барабанить им в дверь, то и дело нанося дополнительные удары свободной рукой. При этом она зычно взывала: «Эй, там, отзовитесь!»
Никто не отвечал.
– Право же, не стоит беспокоиться, – пробормотала мисс Политт, – должно быть, миссис Спенлоу забыла и ушла, я зайду в другой раз. – И она стала пробираться к воротам краем дорожки.
– Чепуха, – властно заявила мисс Хартнелл. – Никуда она не могла уйти. Я бы ее заметила. Заглянем-ка лучше в окошко и посмотрим, есть ли тут кто живой.
И она засмеялась обычным своим добродушным смехом, давая понять, что пошутила, и, не слишком вглядываясь, посмотрела в ближнее окно – не слишком вглядываясь, потому что прекрасно знала, что в парадную гостиную, окна которой выходили на улицу, редко кто заходит – мистер и миссис Спенлоу предпочитали проводить время в маленькой гостиной на задней стороне дома.
Но сколь ни мимолетен оказался этот брошенный ею взгляд, она подошла к окну не зря. Ей действительно не удалось там увидеть никого живого. Зато она успела заметить лежащую на коврике перед камином миссис Спенлоу – та была мертва.
– Конечно, я не потеряла голову, – рассказывала позже мисс Хартнелл. – Если бы не я, этой клуше Политт ни за что не догадаться, что делать. «Не теряй голову! – велела я ей. – Ты останешься здесь, а я отправлюсь за констеблем». Та принялась лепетать что-то вроде того, будто не желает, чтобы ее бросали, но я не обратила на ее слова ни малейшего внимания. С такими, как она, нужно обращаться потверже. Я давно заметила, что эти люди обожают зря суетиться и поднимать шум. И вот я совсем было собралась уйти, как из-за угла выходит мистер Спенлоу.