Дело совести (сборник)
Шрифт:
Определенно, по эту сторону камеры имеются индикаторы, с помощью которых можно получить информацию о параметрах среды внутри лаборатории. Они и нашлись в небольшом, прикрытом сверху козырьком углублении, которое Свени поначалу не заметил. Циферблаты показывали:
Температура по Фаренгейту: 59; давление в миллибарах: 614; точка росы: 47; давление кислорода, мм. рт. столба: 140.
Некоторые из показателей ничего не говорили Свени, он раньше не сталкивался с обозначением давления в миллибарах и не знал, как рассчитывать влажность воздуха по точке росы. Со шкалой по Фаренгейту он был знаком, но настолько
Но…
«Давление кислорода!»
Только для одной планеты, только для нее одной этот показатель что-то означал.
Свени повернулся и бросился прочь.
Свени уже не бежал, когда достиг кабинета Рулмана, хотя по-прежнему тяжело дышал. Чувствуя, что не сможет вернуться обратным путем, где накатывает волнами тепло, он направился в противоположную сторону — мимо гигантских теплообменников. Пришлось пробежать мили три, и по пути он совершил еще несколько открытий, потрясших его не меньше первого.
Свени даже усомнился в своем рассудке. Но решил выяснить все до конца. Теперь самым главным был ответ на вопрос: разрушатся или подтвердятся его надежды, с которыми он так долго жил?
Рулман уже вернулся в кабинет, и его почти непробиваемым кольцом окружали помощники. Свени протиснулся вперед, крепко сжав зубы.
— На этот раз придется задраить все люки, — говорил Рулман в микрофон. — Фронт давления слишком высок, и мы не можем полагаться на наружные шлюзы. Займись инструктажем, чтобы каждый знал, что ему предстоит делать, как только прозвучит сигнал тревоги. Опасайтесь попасть в ловушку между двумя закрывшимися шлюзами. В этом году непогода может начаться совершенно неожиданно, мы и глазом моргнуть не успеем.
В ответ послышалось неразборчивое бормотание, и динамик отключился.
— Халлам, как дела с уборкой урожая? Осталось меньше недели, ты это знаешь.
— Да, доктор Рулман, думаю, мы успеем.
— И, пожалуй, еще… А, привет, Дональд. Что с тобой? Вид у тебя неважный. Как видишь, я немного занят, поэтому постарайся покороче.
— Я постараюсь, — заверил Свени. — Если бы я смог поговорить с вами с глазу на глаз, то уложился бы в один вопрос. Всего несколько секунд.
Рыжие брови Рулмана удивленно поднялись, он внимательно посмотрел в лицо Свени и медленно поднялся.
— Тогда перейдем вот сюда, в эту дверь. Итак, молодой человек, выкладывайте. Надвигается ураган, и времени остается очень и очень мало.
— Хорошо, — сказал Свени, глубоко вздохнув. — Итак, возможно ли трансформировать адаптанта в нормального человека? Нормального земного человека?
— Я понял, ты побывал на тех этажах, — сказал наконец ученый, постукивая пальцами по подбородку. — И по твоему вопросу я понял, что Ширли Леверо почему-то оставила тебя в полном неведении относительно некоторых вещей. Твое образование, гм, вспоминается затертая фраза — оставляет желать лучшего. Но об этом мы пока не будем.
Ответ на второй вопрос — в любом случае — НЕТ! Ты никогда не сможешь нормально жить ни в каком другом месте, кроме Ганимеда. И скажу тебе еще кое-что, о чем должна была сказать тебе мама: ты должен быть чертовски этому рад.
— Почему я должен быть этому рад? — почти равнодушно спросил Свени.
—
Заметь, что если бы ты каким-то чудом превратился в обыкновенного земного человека, Дональд, это стало бы твоим смертным приговором. Поэтому я и говорю, что ты должен радоваться, что этого никогда не случится. Чертовски радоваться!
Метеорологический кризис на Ганимеде получил такое название только благодаря своим обитателям. Не будь на Ганимеде колонии, они проходили бы незамеченными. Кризис достигает своего максимума и расцвета примерно раз в одиннадцать лет и девять месяцев, когда Юпитер и его многочисленная семья из пятнадцати спутников ближе всего подходит к Солнцу.
Эксцентриситет орбиты Юпитера составляет всего 0,0484, что очень мало для эллипса со средним фокальным расстоянием в 483 300 000 миль. И тем не менее в перигелии Юпитер на целых десять миллиардов километров ближе к Солнцу, чем в афелии. Погода на Юпитере, и без того дьявольская, в этот момент становится просто неописуемой. То же, хотя и в меньших масштабах, происходит и на Ганимеде.
Температура в этот момент не поднимается так высоко, чтобы начала таять шапка льда на Трезубце Нептуна, но достаточно, чтобы обитатели начинали ощущать пары льда-3 в атмосфере. На Земле никому и в голову не пришло бы назвать результат этого процесса влажностью, но погода на Ганимеде встает на дыбы даже от подобных микроскопических изменений. Атмосфера, которая обычно ВООБЩЕ не содержит водяных паров, реагирует стремительно. Она начинает разогреваться. Это раз. Цикл затихает через несколько колебаний, но результат от этого не менее зловещий.
Как понял Свени, колония довольно спокойно и без особых трудностей пережила один такой период, просто отступив под гору. Но по многим причинам повторить эту тактику невозможно. Теперь снаружи имелись полустационарные установки (погодные станции, обсерватория, радиомаяки, геодезические знаки). Их можно было демонтировать, лишь потратив массу времени и еще больше затратив потом на восстановление. Более того, некоторые из этих устройств будут необходимы для наблюдения за продвижением кризиса и, следовательно, должны оставаться на местах.
— И не подумайте, что нас надежно прикроет гора, — сказал Рулман на общем собрании колонистов, сошедшихся в самую большую пещеру подземного лабиринта. — Я вам напоминаю, что кризис в этом году совпадает с максимумом активности солнечных пятен. Все знают, что они делают с погодой на самом Юпитере. И должны ждать схожего эффекта на Ганимеде. Неприятности будут в любом случае, несмотря на самую тщательную подготовку. Мы можем надеяться только на то, что неизбежные потери окажутся небольшими. И если кто-то надеется, что мы отделаемся малым испугом, пусть послушает меня еще минуту.