Дело толстых
Шрифт:
Вспоминая все это, Марта неприязненно рассматривала Гудвина: втянутые желтоватые щеки, жидкие зализанные волосы, худая шея с выпирающим кадыком. Он напоминал ей хищную птицу. Стервятника, вспорхнувшего с разложившегося трупа и примостившегося на диване в ее гостиной. Только зевни — и клюнет в темя.
— Ну, Вова, все понял?
— Что ты предлагаешь? — сразу взял быка за рога Гудвин.
— Исправлять ошибки. Твои, Вова. И не думай, не надейся, что справишься в одиночку.
Гудвин буркнул под нос что-то матерное, сжал кулаки с хрустом, но возражать не стал. Вова приехал к Марте доложить мнение нового хозяина города —
Марту Вова хотел убрать из «Гелиоса» сразу после кончины Князя. Но новый хозяин города, помня о привязанности к Домино старого вора, решил иначе. Попросил не трогать Марту хотя бы временно. Гудовин пытался настаивать, убеждал, что Марта стала бесполезной и ее место стоит отдать другой, более послушной девушке (такие у Гудвина имелись), но Сивый сказал твердо:
— Дай ей время. Не окрутит толстого борова, уйдет сама. Она девка с головой, зря терять время не будет.
Если не считать этого нюанса, победа Вовы была полной. После стада опытных куртизанок Боря к Марте не приближался. Еще немного — и Домино поймет сама, что проиграла. Выхода на Сивого у нее не было. Рядом с новым хозяином паслись новые кобылки.
— Где ты взяла письмо Бори? — спросил хмуро.
— Он отправлял письмо дяде по электронной почте, но задержался с отправкой, — спокойно ответила Марта. — Я успела снять копию.
— А это не лажа, Домино? — зло прищурился Гудвин. — Смотри… со мной такие штуки не проходят.
— Я тебя умоляю, Вова! Не держи меня за маню! Мне это письмо и подтереться не нужно! — Марта яростно тряхнула головой. — Ты что думаешь, пришел сюда, сказал: «Сроку тебе, родная, два месяца», — я лапки кверху и адью?! Не выйдет, милый. Я уйду, но и ты вылетишь вслед за мной!
— А не много на себя берешь, Домино?
— Не больше, чем нужно, Гудвин. — Марта приблизила свое лицо к глазам противника и прошипела: — Помнишь, Вова, как месяц назад мама Сара к сыну приехала? Внезапно. А сыночек под кайфом с телками-малолетками…
Гудвин отшатнулся и упал в угол дивана, словно прикрыл бока подушками. Никогда он не думал, что может испугаться женского окрика.
А Марта продолжала давить:
— Мама Сара еще не знает, кто ее сыночку девок и кокс поставляет! Не знает, кто его по кабакам и саунам с бабами таскает!
Марта внезапно замолчала, спокойно, будто и не горячилась только что, налила себе коньяку и медленно, с удовольствием выпила.
— Я, Вова, еще тогда могла тебя спалить. Объяснить маме, кто платит и кто музыку заказывает… Как думаешь, сколько бы ты после этих слов на месте держался, а? — спросила, посмотрела презрительно и ответила сама: — Три минуты.
— Мать из Женевы ты вызвала?
— Нет. Она сама решила сыну сюрприз на день рождения сделать. А застала бардак. Черный. — Домино прикурила сигарету, выпустила тонкую струйку дыма. — Я тебя тогда, Вова, прикрыла. Сказала, девок и кокс Борины гости с собой привезли.
Гудовин не поверил ни единому слову. Приезд мамы инициировала Марта. Внезапность приезда — тоже ее рук дело. А то, что Домино не стала плавить… это еще вопрос. «Зачем-то
— Что предлагаешь? — повторил Гудвин.
Марта задумчиво посмотрела на кольцо дыма,
полетевшее к потолку, отхлебнула коньяку и проговорила медленно, цедя слова:
— Если Боря и дальше будет вести себя неприлично, его уберут. Свернут или продадут бизнес российский, а горе-сыночка вызовут в Швейцарию. Может, конечно, случиться и так — дядя пришлет на замену племяннику какого-нибудь Шульца и оставит бизнес за собой. Но нам, Вова, при любом раскладе ловить нечего. Тебе-то уж точно.
— Тебе тоже, — фыркнул Гудвин.
— Не скажи, Вова, не скажи. — Марта потянулась, и тонкое шелковое платье очертило стройное, молодое тело. — Шульцы не все женаты. А мне заграничные парни всегда нравились. — Домино выпрямилась и без всякого перехода выпалила: — Мы должны прижать Борика. Жестко, насмерть.
— На фига?
Марта брезгливо сморщилась:
— Ты его избаловал, Вовик. Если попробуем терапию, эффекта не будет. Опухоли, Вова, убираются только хирургическим путем. Разведем сантименты — упустим Борю.
— Его не прижать, Домино.
— Смотря чем жать, — не согласилась Марта. — Если глупостью какой, вывернется, а если статьей серьезной, подставой жесткой — обломаем.
— Как?
Домино потянулась к пепельнице, и Вова машинально подвинул ее ближе к женским пальцам. Он почти не заметил, как стал подчиняться. Гудвин не знал, что карьеристки экстра-класса забирают чужую постель целиком, одного одеяла им недостаточно.
— Послушай меня, Гудвин, внимательно, — сказала Марта. И Вове послышался голос старого хозяина. Не интонации, не акценты, а словно голос самого Князя донесся из преисподней и произнес последнюю фразу. Спина Гудвина покрылась мурашками, и он вспомнил, как иногда в речах старого вора за скобками ему слышались комментарии Марты. «Неужели не ошибся?! — поежился Гудвин. — Это она последний год старику на ухо кудахтала… Если б продержался Князь годик-другой, сейчас бы я ей сапоги чистил». — Отучить Борю от красивой жизни можно только жестко. — Марта внимательно посмотрела на задумавшегося гостя. — Или ты не согласен?
Гудвин не торопился со словами. Пока Марта говорила правильно. Если мягкотелого Бориса дядя за сусала возьмет, тот живо расколется, кто его красиво жить научил. Предпоследний абзац письма ясно показал, как толстый боров приятеля Гудвина ценит.
А дядя скоро спросит. Мама Сара не зря приезжала. Приказ явиться в Женеву для личного доклада поступил еще на прошлой неделе.
— Мы, Вова, его статьей накроем. Да такой статьей, с которой в крытке вольно не живут. Заставим Борю целину вспахать.
— Ну-у-у, — протянул Гудвин и несколько расслабился. Домино мела пургу, как последняя дунька. — Несерьезная тема. Борику сильничать не надо, бабы сами на него прыгают.
— Твоими молитвами, — под нос буркнула Домино. — Но мы подставу организуем. Да не простую, а коллективную.
Гудвин с сомнением покрутил головой, пригладил пятерней жидкие волосы и крепко задумался. Взять Борю Гольдмана на групповом изнасиловании — задача практически невыполнимая. Теориями можно развлекаться хоть до утра, язык и уши все стерпят, но действительно заставить лощеного дельца применить к женщине силу — невозможно. Боря труслив, как серая мышь.