Дело трезвых скоморохов
Шрифт:
– Больно скор ты, Никита Иванович. – Злодей быстро наклонился в намерении железными пальцами схватить Сивку-бурку за ухо и… лучше бы он этого не делал. Я не разбираюсь в чудесах, я в них живу! Меня эта зверюга один раз так уже подловила…
Хозяин Лысой горы и глазом моргнуть не успел, как неведомая сила засосала его в лошадиное ухо и выкинула с другой стороны, богато приодев в модный костюм доброго молодца! Где остались доспехи, неизвестно. Вернуть их можно только повторным проходом через второе ухо, а Кощею сейчас было не до того…
Без раззолоченных лат он
– Ну, тогда… мы поехали? – как можно мягче, чтобы его не обидеть, уточнил я. Козырнул, не дожидаясь ответа, и пихнул кобылу пятками.
Растерянные уроды сделали вид, будто бы пытаются нас задержать, но Сивка-бурка, презрительно фыркнув, взяла с места в карьер. Убей бог, никогда не видел лошадь «вертикального взлёта»! Скоростной лифт, взмывающий под облака, ничто в сравнении с нашей красавицей. Перепуганная Олёнушка так вцепилась в мои погоны, что только нитки затрещали. Приятно, когда в тебе видят надёжного защитника.
– Мм… а теперь домой, пожалуйста. Не так быстро-о-о-о…
В общем, у Лукошкина мы были примерно через полчаса. По пути мне с трудом удалось уговорить госпожу лошадушку умерить прыть, ехать ме-э-эдленно и не гнать по параболе – в сравнении с её галопом «американские горки» просто отдыхают, меня три раза чуть не стошнило…
Остановились у речки Смородины, умылись и напились воды. Сивка-бурка привольно паслась рядышком, а из-под коряги мне приветливо улыбнулась знакомая русалка. Олёна это заметила и чуть принасупилась. Неужели ревнует? Немного посидели на травке, всё равно Яге с Митькой лететь ещё долго… Разговор как-то не клеился. Я не знал толком, что ей предложить, а она думала о чём-то своём и отвечала односложно.
– Уф… вроде вырвались. Думаю, теперь гражданин Бессмертный не скоро соберётся за нами в погоню.
– Наверное, так…
– А почему таким невесёлым голосом? Отныне вы свободный человек, начнёте новую жизнь, всё плохое забудется. Не сразу, конечно, но вы сможете найти своё место в Лукошкине, люди у нас хорошие…
– Я знаю.
– В конце концов, на первое время остановитесь у нас в отделении. Я посоветуюсь с Ягой, какая-нибудь штатная должность непременно отыщется. У нас, по-моему, стенографистки нет… Вы писать умеете?
– Умею.
– Ну вот! – преувеличенно радостно воскликнул я, уже не зная, что сказать. Наверное, надо было схватить её за плечи, развернуть к себе, признаться в любви и просить руки и сердца… Надо бы… но я не мог. Я спас её, вырвал из Кощеевой кабалы и… Ну, в общем, любые предложения с моей стороны выглядели бы недостойным давлением, она была бы обязана согласиться… Понимаете, обязана! А я хотел иначе…
Откуда-то издалека послышался невнятный шум. Я взбежал на бугорок,
– Господи, это же они меня спасать идут!
– Не может быть… Против Кощея?!
– Запросто, – уверенно подтвердил я. – Вы нашего Гороха не знаете! Он когда во гневе, ему сам чёрт не брат. Не царь, а живая легенда нашего отделения…
Олёна скептически прищурилась:
– Помню я эту легенду в Весёлом доме, глаза горят, слюна капает: «Отойди, участковый, мы тут сами, да ещё с усами!»
– Было, – признал я, – но прошло. Весёлый дом – это центр светлых воспоминаний его юности. В остальном государь – кремень! Но пора его останавливать…
На этот раз Сивка-бурка вела себя самым похвальным образом: неспешной рысью, заботливо, в пять минут вынесла нас навстречу растягивающемуся по дороге войску. Наше явление встретили троекратным «ура!» и швырянием вверх головных уборов. Весть о том, что «сыскной воевода жив-здоров, да ещё с девицей-красой заявился», пронеслась, как свежее цунами. Военный настрой пропал мигом, уступив место предвкушению праздника. Они все почему-то сразу решили, что участковый женится…
Проблемы встали только с государем. Горох сердечно обнял меня, демонстративно не слыша скрипа зубов ближайших бояр, и, облобызав в обе щеки, повелел всем идти дальше «Кощея злопакостного воевать!». Мы спорили с ним до хрипоты не меньше получаса. Всё войско, давно поняв, что к чему, тихонько развернулось и потопало в город, а мы всё ещё орали друг на друга:
– Всенепременно воевать злодея! В кажном месте, всяким оружием и днём, и ночью, и с переду, и с заду…
– Это старый, больной, одинокий чело… нечеловек! Стыдно! На беспомощного бандита-пенсионера целое войско нагнали.
– А кто тебя с потрохами съесть хотел? В плену держал, муками и пытками грозился без передыху…
– Но я же здесь! Жив-здоров, чего пузыриться?!
– А то, что Ягу, бабку экспертную, бесценную, да Митеньку Лобова, героя отпетого, навек потеряли неотмщёнными, это тебе как, не поперёк?
– Да они в ступе улетели, ещё до нашего ухода! Если в пути топлива хватит, скоро будут в Лукошкине.
– Ну и тьфу на тебя, Никита Иванович! В одиночку пойду на Кощеево царство, а не вернусь, помолись за царя-мученика…
– И медаль посмертно от неблагодарного отделения! – вконец сорвался я, подумал и добавил: – Может, выпьем вечером?
– С ума сошёл? У меня же жена…
– И ей нальём!
– Ей? Она ж много не выпьет… – сделав брови домиком, прикинул царь. – Тогда лучше ты к нам. Опергруппу тоже захвати, отметим у меня в горнице, тихо, по-домашнему.