Дело в руках (сборник)

Струздюмов Николай Трофимович

— Ну пусти, пусти, пусти… Муж-жик. Пусти муж-жик. Пошел ты… Пу…

Он нес ее, отыскивая губы, но у самой раздевалки вдруг остановился и повернул назад. Потом усадил ее на стул и поправил на коленях

шубку. У нее дыхание зашлось так, что она ухватилась за край стола. Придя в себя, закрасила припухшие губы и стала вопрошать: «Зачем ты это сделал?»

Он, усмехаясь, ответил:

— А что сделал-то? Подумаешь — поцеловал.

— Зачем ты это сделал?

— Чтобы услышать, как ты ругаешься. — И добавил: — Ничего ругаешься, даже похлеще меня.

Дернув головой, она бросила с ожесточением:

— Ты специально меня сюда привел, чтобы так вот оскорбить?

Он обернулся и со злостью стал выкрикивать:

— Ты что — чурка с глазами? Тумба деревянная? Ты что — не видишь, что человек тебя любит?

— А ты разве еще и любить умеешь?

Тут стало очень уж тихо. Она оглянулась в его сторону и вдруг поняла, какой сделала промах, вся побелела и начала пятиться от него, пока не ткнулась о подоконник. Он придвинулся к ней вплотную… Потом вдруг круто развернулся и пошел к дверям.

Исчез за ними, но тут же опять вернулся, пошарил глазами по столу, по углам, произнес: «Да она же в раздевалке», — и, разыскав, наконец, свою шапку и наглухо застегнувшись, ушел.

* * *

— Вот такая, друг ты мой сердешный, приключилась с твоим покорным слугой история в давние-предавние времена.

И шутливость в голосе с некоторой насмешливостью и чуть-чуть угадываемым высокомерием, а во всей фигуре — довольство с оттенком превосходства над другими, и легкое покачивание ногой, обтянутой вельветом последнего выпуска. Но из-за всего из-за этого — некая старательно скрываемая неприкаянность, опасливость взгляда, какая-то неприютность побежденного — его крепко ударили и еще могут, а помощи, увы, ждать неоткуда. Нет, та ночь все же не ушла совсем в небытие. И вообще все, что в нашей жизни случается, не уходит без следа.