Дело в стиле винтаж

Уолф Изабел

Мы с мамой сидели без сна до глубокой ночи, стараясь не смотреть на пустые места, где прежде стояли его книги и безделушки. Его главная ценность — маленькая бронзовая фигурка рожающей ацтекской женщины, подаренная ему мексиканским правительством, — больше не украшала каминную полку на кухне. Мама сказала, что ей будет очень ее не хватать.

— Если бы не ребенок, — плакала она. — Не хочу быть подлой по отношению к бедному малышу, который даже еще не родился, но не могу не желать, чтобы именно этот ребенок не появлялся на свет, поскольку, если бы не

он, я бы все простила и забыла — а теперь мне придется провести остаток жизни в одиночестве.

С упавшим сердцем я поняла, что мне предстоит все отпущенное ей время поддерживать и ободрять маму.

Я пыталась убедить отца не оставлять ее. Я говорила, что это несправедливо в ее-то возрасте.

— Я чувствую себя ужасно, — сказал он по телефону. — Но умудрился очутиться в такой… сложной ситуации, Фиби, и должен поступить правильно.

— Покинуть жену, с которой прожил тридцать восемь лет, это правильно?

— А оставить собственного ребенка без отцовской заботы?

— Меня ты оставил без заботы, папа.

— Знаю, и теперь это определяет мое решение. — Я услышала, как он вздохнул. — Я всю свою жизнь ориентировался на далекое прошлое, а отныне мне предлагают частичку будущего — в моем возрасте это приносит радость. Кроме того, я хочу быть с Рут. Я знаю, тебе тяжело это слышать, Фиби, но такова правда. Твоя мама получит дом и половину моей пенсии. У нее есть работа, партнеры по бриджу и друзья. Я бы тоже хотел остаться ее другом, — добавил он, — ведь мы прожили вместе столько лет.

— Как мы можем остаться друзьями, если он меня бросил? — простонала мама, когда я передала ей наш разговор. И я прекрасно ее понимала…

Я шла по Тренквил-Вейл и хотела как можно скорее успокоиться. Анни с утра отправилась на прослушивание. Отпирая дверь, я почувствовала себя виноватой — мне не хотелось, чтобы она получила эту работу, ведь тогда ей пришлось бы на два месяца отправиться в турне. Мне нравилась Анни. Она была пунктуальной и улыбчивой, прекрасно ладила с покупателями и постоянно меняла экспозицию, так что все выглядело новым и свежим. Настоящая находка для «Деревенского винтажа».

День начнется с продажи, счастливо осознала я, прочитав электронную почту. Синди написала мне из Беверли-Хиллз, что хочет приобрести платье от Баленсиаги для одной из своих лучших клиенток — та собирается надеть его на вручение «Эмми», — и перезвонит мне в конце дня насчет оплаты.

В девять часов я перевернула табличку на двери, и теперь на ней значилось «Открыто». Затем позвонила миссис Белл и спросила, когда я заберу купленные вещи.

— Вам удобно сегодня утром? — предложила она. — Скажем, в одиннадцать?

— Давайте договоримся на одиннадцать тридцать. К этому времени придет моя ассистентка. Я приеду на машине.

— Очень хорошо. Тогда я вас жду.

Тут звякнул дверной колокольчик, и вошла стройная блондинка лет тридцати. Она какое-то время со слегка отсутствующим видом перебирала одежду на вешалках.

— Вы ищете что-то конкретное? — наконец поинтересовалась я.

— Да, —

ответила она. — Я ищу нечто… счастливое. Счастливое платье.

— Понятно… дневное или вечернее?

Она пожала плечами.

— Не имеет значения. Просто оно должно быть очень ярким и создавать хорошее настроение.

Я показала ей открытое хлопчатобумажное платье с васильками середины пятидесятых от Хоррокс. Она пощупала юбку.

— Оно миленькое.

— Хоррокс делала великолепные вещи — они стоили недельную зарплату. А вот это вы видели? — Я кивнула на бальные платья.

— О! — Глаза женщины распахнулись. — Просто сказка. Можно, я померяю розовое? — спросила она словно ребенок. — Хочу померить розовое!

— Конечно. — Я сняла его со стены. — Это двенадцатый размер.

— Оно прекрасно! — обрадовалась она, когда я вешала платье в примерочной, и задернула льняную занавеску. Я слышала, как женщина расстегивает «молнию» на юбке, затем до меня донеслось шуршание нижних юбок. — Оно такое… радостное, — раздался ее голос. — Обожаю юбки как у балерин — чувствую себя феей цветов. — Она выглянула из примерочной. — Не поможете застегнуть мне «молнию»? У меня не получается… Спасибо.

— Вы выглядите великолепно, — одобрила я. — Оно прекрасно сидит на вас.

— Да, действительно. — Женщина посмотрела на себя в зеркало. — Это как раз то, о чем я думала, — очаровательное, счастливое платье.

— Хотите что-то отпраздновать? — спросила я.

— Ну… — Она распушила тюль. — Я пыталась забеременеть. — Я вежливо кивнула, не зная, что сказать. — Но у меня ничего не получалось, поэтому через два с половиной года мы пошли на экстракорпоральное оплодотворение — ужас какой-то, — бросила она через плечо.

— Можете мне этого не рассказывать, — запротестовала я. — На самом деле…

Женщина отступила назад и оглядела свое отражение.

— Я мерила температуру десять раз в день, нюхала все эти химикаты и колола себя, пока мои бедра не стали напоминать подушечки для булавок. Я прошла через такое лечение пять раз, но все зря, а затем, две недели назад, пришло время шестого цикла, и это была завершающая попытка — муж сказал, что не готов к дальнейшим испытаниям. — Она сделала паузу и вздохнула. — Мы бросили кости в последний раз… — Она вышла из кабинки и посмотрела на себя в боковое зеркало. — А сегодня утром мы узнали результат. Мой гинеколог позвонил и сообщил, — она похлопала себя по животу, — что ничего не получилось.

— О, — пробормотала я. — Мне так жаль. — Конечно. Зачем бы ей покупать бальное платье, будь она беременна?

— Поэтому я сказалась на работе больной и хочу как-то развеселиться, — улыбнулась она своему отражению. — А это платье — прекрасное начало. Оно удивительное, — с воодушевлением повернулась она ко мне. — Разве можно печалиться в таком-то платье? Исключено, верно? — Ее глаза блеснули. — Совершенно исключено… — Женщина села на стул в примерочной, ее лицо исказила боль.

Я побежала к двери и перевернула табличку.