Дело вкуса
Шрифт:
Но обо всем этом надо говорить с молодежью, говорить, начиная со школьной скамьи. В классе, например, достаточно много толкуют о социальном звучании того или иного произведения литературы, но очень мало раскрывают красоту творений художника слова и уж совсем недостаточно знакомят школьников с произведениями живописи, музыки, с деятельностью театров, чтобы подготовить молодежь к восприятию прэкрасного.
В школах и в институтах, в беседах с рабочей молодежью очень мало говорится о специфике, о природе тот или иного рода искусства. Мы почти не объясняем молодежи, чем отличается драма от оперы, сводя все дело лишь к тому,
Учить молодежь понимать прекрасное — это прежде всего помогать ей расширять свои представления о мире, учить ее распознавать прекрасное и красивое, что она сама, по незрелости чувств и мыслей, иногда еще и не заметит или не сумеет оценить. Учить постижению прекрасного — вто значит раскрывать перед молодыми глазами, перед юным сердцем величие и красоту мудрых и исполненных пламенного чувства книг, волнующий смысл и пленительные краски картин лучших художников, сладостные и волнующие тайны, кроющиеся в созвучиях большой музыки.
Все это, естественно, требует известных усилий, определенного времени.
Приходится слышать от наших учителей огорчительные признания в том, что питомцы их не всегда вчитываются по-серьезному в творения писателей-классиков, частенько предпочитают большой, глубокой музыке легковесные мелодийки, что у многих подростков разухабистые манеры, небрежная, нарочито ухарская речь… И жалуются воспитатели, что у них в распоряжении мало сил и средств для борьбы с подобными явлениями.
Воспитание верного художественного вкуса у подростков может начаться со школьного урока, в первую очередь с урока литературы. Если учитель умеет раскрыть перед ребятами захватывающую красоту, которая живет в великих творениях классической литературы, — это уже будет серьезным шагом в формировании эстетического чувства.
Но, разумеется, этого мало, это лишь первый шаг на пути к постижению прекрасного. Ребята остро чувствуют современность, у них велика тяга к искусству сегодняшнего дня, и воспитатель не может уклоняться от бесед и споров об искусстве наших дней.
Наша молодежь, наши ребята очень остро воспринимают многие проблемы искусства и литературы. Они обычно в курсе тех споров и событий, которыми живут наша музыка и литература, наш театр или кинематограф. Да и сами школьники не прочь поспорить на все эти темы. Но, к сожалению, споры эти уходят куда-то в школьные коридоры во время перемен между уроками или ведутся случайно по пути домой после занятий. А как важно было бы горячо, в открытую повести такой разговор на комсомольском собрании, на большом литературном вечере в школе, куда были бы приглашены и представители литературы, искусства и просто взрослые любители прекрасного.
Но, скажем откровенно, наши школьные комсомольские организации проявляют тут известную робость: как бы чего не вышло, найдутся еще такие, что наговорят несусветное, а потом попробуй переспорь их… Разумеется, воспитание верного художественного вкуса во всех областях жизни и искусства, развитие правильного эстетического чувства-это дело серьезное. Полагаться здесь на «авось», на случайную удачу нельзя. Не следует бояться
Вот почему нам нужно проникновенно и вдумчиво, терпеливо и систематически воспитывать в подрастающем поколении неистребимую потребность в общении с миром прекрасного.
Одна из школ прекрасного
Подлинной школой прекрасного могут и должны стать наши профсоюзные клубы, дома и дворцы культуры. Но не всегда, к сожалению, они оправдывают это свое назначение.
Пусть на меня не сердятся те, кому я, возможно, наступаю на любимую мозоль, но начну я тут с самого обидного…
Несколько лет назад я выступал в одном из подмосковных клубов с лекцией о воспитании хорошего вкуса. Едва я кончил, на эстраду посыпались со всех концов зала записки.
Спрашивали о многом: Что такое бульварная литература? Как воспитать любовь к серьезной музыке, как научиться понимать ее? В чем проявляется мещанский вкус?
Я пытался коротко, в развитие тех мыслей, которыми руководствовался во время лекции, отвечать на все записки.
Но вот, развернув одну из них, я прочел:
«Дорогой товарищ писатель! Вы очень хорошо говорили о том, как вреден плохой вкус и к чему он ведет. Но не совестно ли вам самому говорить о борьбе за хороший вкус в этом зале? Вы хотя бы огляделись сначала! Можете попросить включить свет, чтобы рассмотреть всю „красоту“.
Я, признаться, был несколько озадачен. Но по неосторожности уже прочел записку вслух. И какой хохот, какие веселые аплодисменты были откликом зала!..
И тут я решил последовать совету автора этой колючей записки и действительно огляделся вокруг. Бог ты мой!
С какой нескромной претензией на крикливую роскошь, с каким разудалым, но дешевым великолепием были оформлены и эстрада, на которой я только что читал свою лекцию о хорошем вкусе, и зал!.. Какие-то жирные и витиеватые разводы были намалеваны на стенах и потолке зрительного зала. Совершенно не вязавшиеся с этой пестрой росписью тяжелые портьеры из тисненого бархата и толстенные ламбрекены, имевшие уже другой, самостоятельный цвет, одинаково враждовавший как со стенами, так и с портьерами, теснили своими складками входы в зал.
Огромная люстра, составлявшая, очевидно, предмет гордости клубных хозяйственников, странным образом сочетала целые гроздья обнаженных электролампочек, напоминавших виноградную кисть, с какими-то подстаканниками, из которых торчали лампочки-миньон, очевидно, предназначенные для электрических свечей. А в простенках между входными дверьми были укреплены вместо бра странные лампионы, которым, может быть, и нашлось бы подходящее место на перроне большого вокзала, но никак не в зрительном зале небольшого рабочего клуба. Ко всему еще, когда я, вняв совету автора записки, попросил включить свет в зале, обнаружились в желтых, очевидно, пытавшихся выглядеть золочеными, толстых, как туловище удава, рамах, с позволения сказать, картины — разухабистые копии васнецовских «Богатырей» и шишкинских «Сосен». Эти шедевры ремесленнической, равнодушной подделки были развешаны на расписных стенах зала.