Дело второе: Браватта
Шрифт:
Сказав это, полковник замолчал, давая заговорщику осмыслить сказанное. Кроме пыток, они с табранцем уже сделали все, что только могли. Забрали надежду, дали внутренне примирится с вероятной смертью сына. Затем вновь подарил ее, сказав, что жизнь наследника вне опасности. И снова отобрали. И все это — за пару минут. Теперь оставалось понять — не было ли это все зря?
Тактика себя оправдала — на покрасневшем от гнева лице да Агато предательски задрожали губы. Маленькая, едва заметная трещинка на монолитной доселе гранитной плите. В которую сейчас надо забить железный костыль и расколоть
Но костылем стали не угрозы.
Ауэрштедт сменил тон и заговорил мягко, как со старым другом. Обезличенное “барон” и резкое “да Агато” сменилось на личное “Фульчи”.
— Зачем вы упорствуете, Фульчи? Какой смысл прикрывать тех, кто использует вас? Это же речники! Их будущее вашего герцогства не волнует, неужели для столь опытного человека, как вы, это непонятно?
— А вам что до нашего будущего? — зло буркнул да Агато.
— Табран вместе с Фрейвелингом пытается возродить империю, старый вы дурак! Империю, которая им, речникам, не была нужна никогда! Ту самую империю, которую хотел построить Патрик Фрейвелинг. Сильную. Но они хотят расколоть нас, не дать сложиться Конфедерации. Вы же фрейский дворянин, Фульчи! Вы же стояли на поле под Игусом! Вы сражались за императора, вашего герцога…
— Заканчивайте с лозунгами, табранец! — устало взмахнул рукой барон. И опустился в кресло. Из его могучего тела словно бы выпустили воздух и на недавно гневном лице сразу рельефно проступили морщины. Оно оплыло, подобно свечному салу, обнажая под маской жесткого придворного уставшего мужчину и отца. Который сегодня едва не потерял сына. Который все еще мог его потерять. Обращаясь к да Гора, он произнес:
— Дайте мне слово, что Антони жив. И останется жив.
— Даю. Он жив. Как я и говорил, он под присмотром лекаря грандукессы. И, если вы сделаете то, что нам нужно, ему ничего не грозит. Как и вам, впрочем. Совершенно незачем вас преследовать.
— Меня переиграл мальчишка! — горько усмехнулся да Агато. — Ваш отец гордился бы вами.
Долго, две или три минуты, барон да Агато молчал, изредка перебегая глаза с табранца на кансильера коронного сыска. Он не подбирал слова для рассказа — он фехтовал с аргументами. И лишь окончательно убедив себя, что другого, устраивающего его, выхода нет, начал говорить.
— Имя Мартин Скорцио вам говорит о чем-нибудь, да Гора?
— Помощник Карла Крузо. — без удивления отреагировал Бенедикт. — Нобиля речной республики от Императорского домена. Мой коллега, если уместно так сказать.
— Если сравнивать щенка гончей с волкодавом, то уместно. — ощерился да Агато. Бенедикт пропустил этот укол без эмоций. Снисходительность к противнику легко можно себе позволить, когда ты одерживаешь верх. — Да, верно, Мартин Скорцио — помощник Крузо. Вот он-то и пришел к да Урсу несколько месяцев назад с предложением от своего господина. Был очень убедителен, а тот, старый дурак, так ненавидел Фрейланга, что согласился.
Отметив, что да Агато убрал себя из начала заговора, Бенедикт усмехнулся. Хитрый ход! Даже загнанный в угол сложившимися обстоятельствами, барон,
— А потом согласились и вы? — подыграл он заговорщику.
— Да Урсу был убедителен.
— На что вы согласились, Фульчи?
— Вам ведь и так все ясно.
— Но лучше, если это скажете вы.
— На измену, будьте вы прокляты! Мы согласились на измену! — нервно выкрикнул да Агато. И сразу же понизил голос до нормального.
— Потом мы встречались со Скорцио еще раз. Он привез огромные суммы в векселях Димарского банка. Рассказал о тайных переговорах Фрейланга с другими владетелями. Очень красочно описал, что ждет нас — танское дворянство, если эта идея с Конфедерацией удастся. Он ведь был прав, между прочим, эпоха танов и даров уходит. В новом веке в чести будет не древность рода и верность трону, а тугие кошельки и широко раскинувшиеся торговые связи!
“Как будто когда-то было по-другому?” — подумал Бенедикт, но прерывать кающегося заговорщика не стал. — “Деньги и связи правили всегда, а титулы и звания — не больше чем яркое украшение, призванное отвлечь внимание от сути!”
— На векселя мы купили голоса танов и даров, которые еще сомневались. Так мы получили большинство в Совете, впервые за время правления Фрейланга, между прочим!
На этой фразе да Агато хохотнул, словно сказал что-то смешное.
— А браватта? — вернул его к основному вопросу да Гора.
— О! Это идея да Урсу! Блестящая идея, надо сказать. Наш, с позволения сказать, союзник, прыгал от восторга, когда старик ее озвучил. Да Вэнни же ненавидит Фрейланга, вы знали это, да Гора? Лютой, совершенно слепой ненавистью! С того самого дня, битвы при Игусе, его просто трясти начинает, случись кому произнести имя нашего рыцаря-спасителя! Я, честно говоря, не понимаю причин такого сильного чувства, но не использовать его было бы грехом против здравого смысла! Осталось только согласовать время и когда оно пришло — начать действовать. Дальше вам известно.
Бенедикт кивнул.
— Известно. Но ясности вашим мотивам это не добавляет. С да Вэнни, допустим, ясно. Понятны и интересы речников. Но вам, барон, вам, да Урсу и другим, чьи имена вы мне еще назовете, зачем это было нужно?
Да Агато пожал плечами. Некоторое время молчал.
— Когда вот так ставится вопрос — и ответить-то толком не выходит. Власть, наверное. Влияние. Уважение.
“Остались не у дел, да Агато? И это ранило ваше танское самолюбие? Все решения принимает боковая ветвь прежних властителей, грандукесса ему в этом не мешает, а подлинная власть и влияние сосредоточенно в руках тех, кому вы в недавнем прошлом в визите отказывали?”
— Да Урсу хотел занять место Фрейланга?
— Скорее всего, да. Но мы никогда, верите ли, не говорили о том, что будет после. Даже странно! — барон усмехнулся. — Обычно ведь такие вещи оговариваются заранее. А тут будто бы решили, что все и так понятно и начали действовать.
Бенедикт кивнул, сделав вид, что поверил этому невнятному объяснению. В конце концов, сейчас мотивы заговорщиков были не так важны. Куда важнее было остановить кризис в Совете и закончить с браваттой.
— А Лунный волк? Это чья идея?