Демид. Пенталогия
Шрифт:
Будь Демид здоров, он бы вырвался, вырубил бы всех троих – не насмерть, временно, лишь бы довести дело до конца. Добить Короля Крыс. Пусть его потом судят. Но что он мог сделать сейчас – едва живой?
Его снова переиграли. Потому что он был одиночкой.
Глава 14
– Это что за заведение?
– ИВС.
– Что?!
– Изолятор временного содержания.
– КПЗ, что ли?
– Ага. – Оперативник, который вел Демида по мрачному темно-зеленому
– Вы не имеете права!
– Имеем. На десять суток. А дальше предъявят обвинение и переведут в другое заведение. Уже надолго.
– У меня рука сломана! Мне врач нужен!
– Туда и идем. Направо.
Демид с охранником повернули в ответвление коридора и оказались перед дверью, на которой был намалеван красный крест.
* * *
– Так-так... – Врач, тусклый человечек с испитым лицом и носом в фиолетовых прожилках, осматривал руку Демида без особого интереса. – Рубцы. Деформация лучевой кости. Что, в драке участвовали?
– «Драке»... – Демид усмехнулся. – Тут дело серьезное, коллега. Я уж не знаю, что там от руки осталось? Переломов несколько должно быть. Возможно, даже открытые.
– Какой я вам коллега? – Доктор взъершился. – Ваши коллеги – вон на нарах сидят. И вообще, не надо мне тут диагнозы диктовать! Я тут не первый день сижу! Переломы... Нет тут никаких переломов – кость целая.
– А раны?
– И ран нету. Рубцовая ткань. Рубцам этим, должно быть, не меньше месяца.
– Как – месяца?! Это ж только час назад...
– Вы, сразу видно, новенький. – Врач приподнял стеклышки-очки и посмотрел на Демида, сдвинув седенькие бровки. – Тут у меня профессионалы по симуляции попадаются. Такие, знаете ли, мастырки лепят – по виду хоть сейчас в морг, а сам здоров-здоровехонек. И вот что я вам скажу – вы мне тут старыми вашими болячками в нос не тычьте. Нет у вас ничего страшного.
– Нет, подождите...
– Медицинская помощь не требуется. – Доктор черкнул закорючку на разлинованном листе. – В камеру.
Только теперь Демид начинал понимать, что случилось. Он должен был бы чувствовать страх перед тюрьмой, разочарование – не разделался до конца с волколаком, невыносимую боль в разорванной мерзкой бестией руке. А в нем поселились только пустое отупение и даже легкий кайф – пугающий и неуместный. Теперь он узнал этот кайф. Такое чувство бывает, когда уходит боль. Боль, раздирающая тебя зубами на части. И лоб покрывается испариной, и дыхание становится легче, и голова слегка кружится – ГОСПОДИ КАКОЕ СЧАСТЬЕ ЧТО ЭТОЙ БОЛИ БОЛЬШЕ НЕТ!
– Больше нет, – пробормотал Демид. Он поглядел на свою руку. Его волшебную руку, затянувшую страшные рваные раны аккуратными, даже не уродливыми полосками рубцов, срастившую переломы костей и разрывы сухожилий, пока он шел, скрестив руки в наручниках за спиной. Рука снова была ЕГО, она была
Могло. Потому что, оказывается, он был кимвером.
Он еще не знал, что это такое. Но это давало ему какие-то новые возможности.
И страшную судьбу.
– Веди в камеру, начальник, – сказал Демид.
* * *
Спать. Вот чего больше всего он сейчас хотел. Его не интересовало, как его встретят в камере. Главное, чтобы там было место, чтобы сесть, или встать, или хотя бы прислониться. И заснуть.
Замок лязгнул за его спиной. Он находился в камере – не слишком просторной для шести человек, которые здесь уже обитали. И все же не забитой насмерть – рассказывали, что в такую душегубку могут запихнуть и два десятка людишек. Воздух был кислым, вонючим, прокуренным до синей густоты. Двухэтажные нары с двух сторон. Стол, привинченный к стене под единственным оконцем, зарешеченным до такой степени, что непонятно было, как свет еще умудряется протаскивать свои лучи сквозь эти клеточки.
Все дружно повернули головы к Демиду. Молчание.
– Здорово, – сказал Демид. – Как тут у вас, на курорте?
– Погода сухая, – сказал один, с полным ртом золотых зубов, лет сорока, в костюме «Адидас». Хорошем костюме. – Сухая и жаркая. Обзовись, ежели не затруднит.
– Демид, – сказал Демид.
– По какой идешь?
– Да хрен их знает, эти статьи. Пришиб кого-то, говорят. А по мне, так никого я не трогал. Разберемся.
– Не трогал, говоришь? – Золотозубый ухмыльнулся. – Это ты зря, мил человек. Наши мусора, ведь что они? Самые справедливые, значится, во всем мире. За просто так не сажают.
Все дружно, как по команде, заржали.
– Правильно говоришь, – медленно, важно произнес мужичок с нижних нар, самых близких к окну – мужичок виду самого крестьянского, с татуированными лапами, но причесанный по последней моде. – Я вот, к примеру, по четвертому разу на крытку иду. А по делу, так и на все десять меня надо было бы содить. Да только хрен они меня в этот раз за жопу возьмут. Потому что у них своя правда – ментовская, а у нас – своя, воровская. И наша, понятно, сильнее. Правильно?
– Правильно, Федосеич, – зашумел народец. – У ментов, у них какая правда? Беспредел пошел один...
– Порядки знаешь? – обратился Федосеич к Демиду.
– Слышал...
– Багаж есть?
– Чистый.
– Понятно... По первой идешь. Ничё, привыкнешь. Люди везде живут.
– Душно тут у вас. Окно можно открыть?
Снова дружное ржание.
– А ты шутник, однако. Балагур. Попробуй открой. Только нас предупреди, когда амбразуру ломать будешь. А то и нас за компанию дубинкой приласкают.