Демидовы. Их жизнь и деятельность

Огарков В. В.

Тем не менее от постоянных самодурств и привередничанья Прокофия умерла (в 1764 году) первая его жена Матрена Антиповна Пастухова. Даже в самых простых шутках этого чудака все-таки проглядывается желание поглумиться над жертвою. Приглашаем читателя полюбоваться некоторыми проделками Прокофия Акинфиевича.

Знакомая старуха пришла к нему попросить 1000 руб. взаймы. Чудак не отказал ей, но с условием, чтобы просительница сама отсчитала эту сумму медными деньгами и взяла ее с собою. Нужно знать, что прежние медные деньги были очень тяжеловесны и унести 1000 руб. меди не смог бы даже и Геркулес: их можно было только увезти, да и то не менее

как на трех ломовиках. Злосчастная старуха билась со счетом 1000 руб. до самого вечера, а Прокофий Акинфиевич, прохаживаясь по комнате, как будто нечаянно рассыпал сочтенные деньги, – и старухе снова приходилось их пересчитывать.

– Не дать ли тебе, матушка, золотом? – сказал наконец чудак, сжалившись над своею жертвою, – а то, чай, медь-то неудобно нести?

– И то, родимый, золотом-то сподручнее нести! – согласилась с хозяином обрадованная старуха.

Прокофий Акинфиевич вызывал охотников пролежать у него в доме, не вставая с постели, на спине, круглый год. Когда находился желающий, его обставляли всевозможным комфортом, но особые люди следили исподтишка и день, и ночь за спортсменом. Если он выдерживал испытание (что было крайне трудно), то получал несколько тысяч рублей. Но если испытуемый, обманутый отсутствием наблюдателей, вставал с постели – его беспощадно секли и выгоняли вон.

Невинные забавы чудака постоянно потешали праздную публику. Он ездил на колымаге, окрашенной ярко-оранжевою краскою, цугом. Цуг состоял из двух маленьких лошадей в корню, двух огромных – в середине, с форейтором-карликом, и двух также небольших лошадок впереди, но с форейтором такого высокого роста, что длинные ноги его тащились по мостовой.

Ливрея лакеев вполне гармонировала с удивительною упряжью: одна половина была сшита из золотого галуна, другая – из самой грубой сермяги; одна нога лакея обута в шелковый чулок и лакированный башмак, другая – в онучи и лапоть. Очень так же бесцеремонно Демидов осмеивал появлявшиеся моды. Когда считалось шиком носить очки, Прокофий Акинфиевич надел их не только на свою прислугу, но даже на лошадей и собак. Вероятно, за этим удивительным экипажем бегали толпы зевак, что в сущности только и нужно было его затейливому владельцу.

Очень многие шутки Прокофия были направлены против знатных и титулованных особ, к которым он почему-то чувствовал особую антипатию. Вынес ли он какое-нибудь унижение от “знатных” или просто в нем еще много было “мужицкой кости”, как в сыне тульского крестьянина, но только чудак питал несомненную неприязнь к дворянам.

Первой статс-даме императрицы Елизаветы графине Румянцевой, во время пребывания в Москве, понадобилось 5000 рублей. Тщетно объездив знакомых, она принуждена была обратиться к Демидову. Тот принял ее чрезвычайно сухо и сказал довольно, кажется, справедливые для того времени слова:

– У меня нет денег для женщин вашего звания, потому что на вас управы нет, если не заплатите денег к сроку. Вы привыкли быть выше закона, и сам черт с вами ничего не поделает!

Графиня терпеливо перенесла оскорбление и, надеясь, что Демидов смягчится, возобновила просьбу. Но Прокофий Акинфиевич сказал новую дерзость, заставившую графиню вспыхнуть. Та в слезах хотела было выйти, но Демидов удержал ее в дверях.

– Я вам дам денег, – сказал он, – но с условием, если вы дадите мне расписку, какую я захочу.

Графиня сначала было согласилась. Но, к ее изумлению, расписка была такого содержания: “Я, нижеподписавшаяся, обязуюсь заплатить Демидову через

месяц 5000 рублей, полученные мною от него. Если же этого не исполню, то позволяю ему объявить всем, кому он заблагорассудит, что я – распутная женщина”. Румянцева хотя и знала, что Демидов “чудит”, но такой штуки даже от него не ожидала и с негодованием отказалась подписать удивительную бумагу.

– Как хотите, – равнодушно заметил Демидов, – а я иначе не дам.

После многих и напрасных просьб Румянцева, нуждаясь в деньгах и рассчитывая уплатить их в срок, подписала расписку. Но, увы, долга в срок она уплатить не могла! И вот Прокофий Акинфиевич едет в дворянское собрание, собирает около себя молодежь и читает знаменитую расписку. Молодежь хохочет. Екатерина II, бывшая в собрании, предчувствуя новую проказу чудака, приказала разузнать, в чем дело, – и немедленно же велела Прокофию Акинфиевичу оставить залу. Злосчастный долг Румянцевой, по поручению императрицы, был на другой же день уплачен Демидову.

То же проделал Прокофий и с княгинею Анною Александровной Голицыной. В таком же роде обошелся он и с братом известного фаворита Екатерины II, Федором Григорьевичем Орловым. Мы приведем вкратце характерные подробности этого свидания.

В первую турецкую войну была нужда в деньгах, Румянцев настоятельно их требовал. Императрица через Орлова обратилась к Демидову, “не может ли ссудить 4 миллиона рублей?”

– Императрице не дам, – объявил Демидов, – уж такой у меня нрав, что боюсь дать тому, кто меня посечь может! А тебе дам.

И он предложил Орлову такое условие: если тот не принесет ссуды в срок, час в час, для чего даже предложил обменяться часами, то Прокофий может дать Орлову при приятелях три оплеухи. Орлов согласился на это условие только с соизволения императрицы, знавшей “чудачества” Демидова. Деньги были готовы к уплате раньше условного времени, но чудак согласился принять их только в срок.

При проезде через Москву какого-то важного лица Демидов сделал в честь него обед, на который позвал более ста человек; но особа перед самым обедом известила хозяина, что не может приехать, потому что отозвана к генерал-губернатору. Взбешенный Демидов приказал втащить в столовую свинью, посадил ее на почетное место и в течение всего обеда сам служил ей. Свинья страшно хрюкала и рвалась, а Прокофий Акинфиевич подносил ей самые дорогие кушанья, кланялся в пояс и приговаривал:

– Кушайте, ваше сиятельство, на здоровье, не брезгайте моим хлебом и солью: век не забуду вашего одолжения!

Было бы излишне рассказывать здесь про все издевательства над людьми, какие Прокофий Демидов, будучи богатым человеком, позволял себе. Шутки его переходили всякую границу дозволенного, и дело дошло до того, что его “пашквили” на брата и, кажется, на лиц близких императрице были публично, под виселицею, сожжены рукою палача.

Однако чудак оказался первым крупным благотворителем из рода Демидовых. Он пожертвовал на московский воспитательный дом более миллиона рублей, тронутый тем, что Екатерина II учреждением этого дома “многие беззакония и зверские злодейства предупредила и отвратила”. Он же является учредителем нынешнего петербургского коммерческого училища. Всего им пожертвовано на дело общественной благотворительности не менее полутора миллионов рублей. Разумеется, история этих пожертвований связана со многими комическими эпизодами: Прокофий Акинфиевич не мог не отколоть коленца, если к этому представлялись подходящие обстоятельства.