Демиург местного значения
Шрифт:
Подскочила Валька и снова разразилась благодарственной речью минут на десять. Я в это время с наслаждением впитывал в себя благодатные солнечные лучи. Дрожь, впрочем, никак не унималась, и выглядел я, должно быть, довольно жалко: скорчившийся, трясущийся, в мокрой одежке. Впрочем, может я сгустил краски, потому что толпа, после окончания Валькиной речи, с уже привычным энтузиазмом, подхватила меня на руки и поволокла в город к месту моего обитания, к накрытому столу.
Глава 11
На этот раз Валька сама принесла заветный кувшинчик с притертой пробкой и согревающим содержимым, сразу, как только мы с Туробоем уселись за праздничный стол. Как обычно, встала на колено, склонила голову и поздравила с успешно пройденным испытанием. Кувшинчик, который она держала в левой руке, я засек сразу и кивнул Туробою. Мой
В общем, наелся я быстро. Набрался еще быстрее и, так же как и вчера завалился спать. Проснулся опять довольно рано, с восходом солнца. Туробой уже не спал и как только я заворочался в кровати, собираясь подниматься, зашел в горницу с полотенцем, накинутым на руку. Что ж, умываться, так умываться. Умылись у колодца, позавтракали и стали ждать Вальку, опять на лавочке у храма. Жрица появилась, как и вчера, на дальнем краю площади. Ждать, когда она подойдет, не стали, поднялись и двинули ей навстречу. Встретились посредине площади. Валька опять попыталась опуститься на колено (почтительности ко мне день ото дня в ней прибавлялось, что не могло не радовать), но я предложил не разводить церемонии и перейти сразу к делу. Как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь.
Валентина кивнула и двинулась к выходу из городка. К той же, что и вчера главной калитке. И опять толпу я увидел издалека. Народ сгрудился, на этот раз, неподалеку от священного колодца, там, где дорога расширялась в подобие площади. Посредине толпы уже была свободная от людей площадка, оцепленная воинами. В центре этой площадки возвышалось какое-то непонятное сооружение.
Только добравшись до толпы, миновав ее, и приблизившись почти вплотную, я понял, что это такое. Сооружение представляло собой бревенчатый сруб полтора на полтора метра и высотой около двух с половиной. Он был доверху обложен дровами и хворостом. С боку — короткая приставная лесенка. Хворост и дрова, говорите…. Я, конечно, ожидал чего-то такого, но под ложечкой, все равно, неприятно засосало. Понятно — будут жечь бедного посланца богов. То бишь меня. Кажется, именно так, в срубе, сожгли в семнадцатом веке протопопа Аввакума — известного противника церковной реформы. Типично русский способ сожжения, что ли? Или у славян этот способ известен издревле, судя по тому, что я здесь вижу? Западная инквизиция, насколько помню, обходилась костром со столбом в центре. Кстати, сожжение в срубе, по логике, должно быть гуманнее: сжигаемый должен задохнуться от скопившегося внутри дыма, раньше, чем его всерьез начнет припекать пламенем. Это утешает. Но не сильно.
Мы с Валентиной остановились рядом с лесенкой, при помощи которой я, надо полагать, должен был забраться внутрь будущего огненного колодца. Валентина задвинула очередную речь, которую не слушал совсем, одно и то же каждый раз — неинтересно. Как только она замолчала, я, почти не дрожа, вскарабкался по лестнице и спрыгнул внутрь сруба. Здесь пахло свежеструганным деревом и смолой. Снаружи послышался топот нескольких ног, который затих рядом с моим костром. Минута, другая и послышалось потрескивание, с которым, обычно, огонь пожирает сухой хворост. Снова раздался топот. Теперь удаляющийся. Еще через минуту в щели между бревнами потекли струйки дыма. В горле запершило. Я кашлянул. Потом еще раз. Количество дыма прибывало. Кашель сделался непрерывным, выворачивающим внутренности. Кто сказал, что смерть от дыма менее мучительна, чем от огня? Сюда этого урода! «Я-второй» бился в голове, пытаясь выбраться наружу. Удерживать его внутри становилось все сложней.
Радужный поток, на этот раз, я видел только внутренним зрением — глаза, выедаемые дымом, заливали слезы. Но почувствовал. Всей кожей и потрохами. Еще мгновение и дым исчез. Воздух стал свежим и, кажется, даже прохладным, словно пропущенным сквозь кондиционер. Протерев глаза от слез, огляделся. Внутренность сруба была заполнена густым дымом. Густым настолько, что почти не видны были его стенки, находящиеся всего-то сантиметрах в пятидесяти от меня. Снаружи слышался все усиливающийся треск, переходящий в гул, характерный для большого огня. И как меня спасают на этот раз? Присмотрелся, к окружающему меня, внешнему миру. Оказывается я, как и вчера под водой, был окружен оболочкой чистого воздуха. Только в этот раз она была намного тоньше. Не пузырь, а именно оболочка, обволакивающая
Гул снаружи все усиливался, бревна сруба начали потрескивать — видно тоже занялись. Температура внутри, должно быть, уже немаленькая. Я, тем не менее, никакого дискомфорта не ощущал: было вполне прохладно и дышалось легко. Минуту спустя через почерневшие и расширяющиеся на глазах щели между бревнами начали прорываться язычки пламени. А ведь рано или поздно вся эта двухслишнимметровая куча бревен прогорит и рухнет. На меня. Интересно — задавит, не задавит? Посмотрим. Еще пять минут, и я уже стоял в огненной клетке, в которую превратился сруб. Прогоревшие почти на половину бревна, были охвачены огнем уже и изнутри. Через расширившиеся щели между ними, сквозь огненное марево, можно было видеть, застывшую в молчании толпу вокруг костра. Пламя лизало мою невидимую оболочку, струилось по ней, не причиняя никакого вреда. Еще пять минут и сруб начал разваливаться. Вначале просело бревно где-то в основании сооружения. Сруб хрустнул и покосился. Верхний венец не удержался и съехал вниз. К счастью, наружу. Еще через минуту прогорели сразу два нижних венца. Сруб перекосился еще больше, и с его верхней части съехало еще несколько почерневших, пылающих бревен. Пожалуй, дальше ждать не стоило. Бревнышки сгорели основательно, дай Бог четверть толщины осталось, почернели, потрескались. Скорее, головешки, а не бревна. Можно попробовать пробить. А что, ломал я, в свое время, полуторадюймовые доски. Так, решено — выбиваю ногой стенку перед собой и пробую выскочить. Сказано — сделано! Удар пяткой вперед! Результат превзошел все ожидания! Остатки сруба разлетелись в стороны, как при небольшом взрыве. Буквально по бревнышку. Похоже, такой эффект произвело, окружающее меня, силовое поле. При ударе, что ли, такое происходит? К счастью, бревна улетели не слишком далеко и, вроде бы, никого из окружающей публики не задели.
И так, завершение испытания получилось весьма эффектным. Я гордо стоял посредине огромного догорающего костра, облизываемый языками пламени. По толпе прошло какое-то движение. Видно сквозь огонь было плоховато, но, присмотревшись, понял, что народ опустился на колени. Я сделал несколько шагов, выбираясь из кострища, и оказался прямо перед скамейками для випперсон. На них, устроенные мной спецэффекты, тоже произвели впечатление. На колени они не встали — видно не приучены были, но со скамеек своих вскочили и таращились на меня с благоговейным ужасом. Сделал в их сторону еще несколько шагов и, подняв глаза к небесам, вскинул вверх руки — типа, благодарность богам. Местные боссы один за другим начали опускаться на одно колено и склонять головы. Как это делала Валька при официальном общении со мной. Ага, пробрало и вас! Я опустил руки и огляделся. Стоящие на коленях и смотрящие с обожанием, люди, мертвая тишина, нарушаемая только треском догорающего костра, мурашки невыразимого восторга и облегчения, бегающие по телу. Кажется, я теперь понимаю, что чувствовали боги древности при явлении своего божественного тела восторженной пастве. Этак можно и вознестись до невменяемости. В таких случаях помогает здоровый цинизм.
Однако народ стоит на коленях и, явно, чего-то от меня ждет. М-да, похоже, без речи не обойтись. А я, как-то не спец в этих делах. Ну, никакого опыта произнесения речей перед восторженной толпой — политикой заняться, как-то не сподобился. Ладно, будем импровизировать. Главное — не затягивать, а то запутаюсь. Кратенько, но энергично. Опять вскинул руки к небу и, по максимуму напрягая связки, проорал:
— Радуйся, народ доблестных славов! Посланец богов пришел к вам с небес и поведет вас к победе!
Кажется, получилось немного коротковато. Открыл, было, рот, чтобы еще что-то добавить, но, видно, затянул паузу. Народ решил, что я закончил, восторженно взревел, вскочил на ноги, бросился ко мне и вскинул меня на руки.
Потащили на этот раз, вопреки уже сложившейся традиции, не к моему месту обитания, а к раскинувшемуся у подошвы городского холма, палаточному стану, в котором, на сегодняшний день, народу обитало в несколько раз больше, чем в городке. Во время этого пути мое божественное самоощущение несколько подрастряслось и я снова почувствовал себя почти человеком. Ого! Оказывается на краю палаточного городка, в лощинке были расставлены и уже накрыты столы. Много столов. Рассчитывали, должно быть, на всю кучу съехавшегося народа. И, что характерно, не сомневались, что я пройду это чертово последнее испытание. Мне бы с утра такую уверенность, глядишь, нервы целее бы были.