Демократия, не оправдавшая надежд
Шрифт:
Чайковский не верил в возможность политического переворота, гораздо больше его занимал финансовый вопрос.
Денег нет! С таким неутешительным фактом столкнулось демократическое правительство Северной области еще в начале августа 1918 года. Большевики успели вывезти всю банковскую наличность из Архангельского филиала Госбанка – несколько десятков миллионов рублей. Организация власти требовала оплаты многочисленных расходов и выплаты заработной платы служащим и рабочим предприятий. Четыре миллиона, присвоенные в ночь переворота ротмистром Берсом,
Для ликвидации финансовой проблемы требовалось всеобъемлющее решение. На совещании у Чайковского было предложено обратиться к купечеству, которое имело весьма значительные запасы рублевой наличности. Для этого Чайковский лично собрал представителей торговых кругов и предъявил им свою программу.
– Господа, – голос председателя правительства по случаю важности момента звучал по-особенному, – Верховное управление Северной области приняло решение обратиться к Вам, как к спасителям Отечества. Вы современные Кузьмы Минины, готовые ради блага Отечества пожертвовать капиталами.
Присутствующие заволновались.
– Но мы не собираемся проводить реквизиции, мы не большевики, мы просто просим купечество ссудить правительство наличными деньгами на полгода под пять процентов прибыли.
Представители торгового капитала с облегчением вздохнули.
– Эти деньги пойдут на оплату текущих расходов и вернутся к вам через покупку товаров, заключенные контракты и прочие рычаги торговли.
Я полагаю, торговые и промышленные круги также заинтересованы в оживлении экономической жизни в области и поддержат начинания Правительства.
– Какие деньги правительство планирует пускать в оборот, – спросили Чайковского, – николаевские, керенки или только моржовки?
Председатель правительства был не готов к такому вопросу и замялся. Ему на помощь пришел секретарь Петр Зубов.
– Господа, мы примем все виды денег, находящиеся в обороте в России и, разумеется, валюту по текущему курсу. Что касается банкнот, выпущенных Архангельским отделение госбанка в первой половине года, когда у власти были большевики. Как вы их назвали – моржовки? Так вот, моржовки тоже будем принимать наравне с прочими банкнотами. Советские знаки нового образца, если таковые появятся в ближайшее время, как вражеская валюта приниматься не будут.
– Курс николаевских рублей выше, чем остальных! Как вы будете это учитывать?
– Мы будем принимать все виды денег по единому курсу, не стоит устраивать торгов, банкноты – это кредитный инструмент, и ценность любых из них зависит от политической и экономической стабильности.
Купечество, довольное тем, что николаевские деньги будут уравнены с остальными выпусками, снова одобрительно загудело. У каждого из них были в запасе мешки керенок и моржовок, но за пределами России в банках даже соседней Скандинавии принимали только царские рубли, а «моржовки» вообще дальше Архангельска сбыть было трудно. Присутствовавшие разошлись в полном согласии.
Граф
– Господин Нуланс, Вы видели эти местные портянки? Я имею в виду краткосрочные обязательства правительства Чайковского, – спросил третий секретарь посольства.
– Да, я в курсе, а почему Вы так отзываетесь о них?
– Я ни на секунду не сомневаюсь, что реальная ценность этих бумажек совершенно ничтожна, и через полгода власти откажутся от их обмена или заставят принимать население в качестве денежных знаков по низкому курсу. Наш контингент несет расходы, и мы также нуждаемся в наличности, которой катастрофически не хватает.
– Луи слишком эмоционален, – вступил в разговор советник Дульсе, – он хотел сказать, что мы не можем обменять рубли на эти обязательства. Если Чайковский хочет получить от Франции некоторую помощь, то он должен дать гарантии возврата сумм через полгода в валюте по сегодняшнему рублевому курсу. Только на этих условиях мы можем дать этому правительству какие-либо финансовые средства.
– Хорошо. Вы, граф, отправляйте телеграмму в министерство финансов с разрешением на проведение операции под гарантии местного правительства и обязательные поставки сырья, в котором очень нуждается промышленность нашей милой родины.
Сделка состоялась, и в сентябре правительство Чайковского получило от французского посла еще пятнадцать миллионов рублей наличных денег в царских банкнотах в дополнение к тем пяти миллионам, что были даны Нулансом правительству Северной области в первые дни после переворота. Оказывается, все это время деньги без всякой охраны находились в багаже посольства и путешествовали с ним из Петрограда в Финляндию, потом в Вологду и Архангельск. Нуланс даже переживал по поводу наличности, когда его служащие не смогли сказать, где упакованные миллионы. Когда же деньги нашлись, он облегченно вздохнул.
– Скажите, советник, – скептически улыбнулся де Робиен, – меня снова не покидает мысль: когда мы голодали в Финляндии и питались галетами, а эти миллионы спокойно лежали в нашем багаже, нельзя было маленькую часть потратить на достойную жизнь сотрудников посольства?
– Это вопрос не ко мне. Я так же терпел неудобства, как и все. Думаю, ответ лежит в особенностях характера нашего посла, ведь эти траты пошли бы по разделу нецелевых, а этого он допустить никак бы не смог.
– Мой разум отказывается понимать столь утонченное отношение к чувству долга, но мы не в праве обсуждать нашего начальника и тем более осуждать его.
Через пару дней Дедусенко снова был в кабинете председателя правительства по финансовому вопросу.
– Позвольте задать вам вопрос относительно наших ценных бумаг, очередной выпуск которых мы подготовили к обращению, – поинтересовался Чайковский.
– Что вы хотите от меня услышать?
– Мне сказали, что заявленный уровень доходности мал в условиях сегодняшнего дня, и поэтому коммерсанты принимают билеты крайне неохотно.
– Что поделать, – развел руками Дедусенко, – других денег пока у нас нет.