Демон перемен. Введение в оперативную алхимию российской жизни
Шрифт:
Ничего из импортированных алхимиками институтов толком так и не прижилось — ни 400 лет назад при Петре I, ни 20 лет назад при Борисе II, ни ныне. Устойчиво побеждала справедливость в виде ультраконсервативного догосударственного желания сохранять неизменность в противовес любой демонической динамике, преодолеть которую внешний по отношению к жизни игрок — государство — мог лишь одним способом — созданием зон строгого режима, в которых внешнее соответствие формы реальному содержанию достигалось силовым методом. Но и это никогда не помогало — русский мужик, даже насильно обритый и одетый в немецкое платье, так и оставался русским мужиком, а при первой же возможности выкидывал «немецкое тряпье».
Именно по причине того, что государства нет там, где есть локальное хозяйствование, основные институты которого иные, единственным
«Агентство отмечает, что в период экономического кризиса миллионы граждан, которых выведут из тени и заставят платить налоги, станут отличным методом решения бюджетных проблем» - отмечает Газета.ру. И именно эта фраза и является наиболее показательной, указывая на истинную цель «теневой» риторики — получение нового источника ресурсов для «решения бюджетных проблем», то есть для пополнения казны, классическим образом активно растрачиваемой на подготовку ко вчерашним войнам. Таким образом, фактически признается, что и для государства экономическая риторика является налетной и лишенной содержания. Главное — ресурсы. И здесь появляется главная точка соприкосновения между двумя мирами, которая на локальном уровне может быть описана на понятном языке как «наезд по беспределу». Только этот язык и может быть понят и принят, но тут недалеко и до «ответки» в сторону «начальства», которое сунулось туда, куда не звали.
Поход на кустарей: как власти пытаются дотянуться до «гаражной экономики»
Поиск новых источников бюджетных доходов заставляет власти пересмотреть неформальную систему отношений с теми, кого не замечает официальная статистика, и пытаться взять их под контроль.
Значительная доля населения страны нашла себе занятие самостоятельно, без помощи государства. В гаражах. Исследование, проведенное в 12 российских городах, показало, что количество гаражников весьма велико: в Тольятти мы насчитали более 20 тыс. человек, в Ульяновске — более 80 тыс., в Набережных Челнах — почти 10 тыс. человек. В некоторых городах гаражные кооперативы превращаются в огромные производственные и торговые базы, которые живут собственной жизнью, но при этом оказываются весьма важной составляющей региональной экономики. Например, в Ульяновске на гаражников приходится более 80% трехмиллиардного оборота мебельной промышленности. В Самарской области в гаражных условиях производится до 40% запчастей для магазинной продажи, в Краснодарском крае и Ханты-Мансийске более 70% гаражей превращено в жилье для сдачи в аренду. Всем этим занимается огромная армия промысловиков — торговцев, кустарей и ремесленников, которая для государства невидима только на первый взгляд.
На муниципальном уровне чиновники знают о гаражниках все необходимое: чем занимаются, какой оборот, кто платит налоги, а кто нет, причем знают как о тех, кто работает в условно легальном поле, так и о тех, кто предпочитает оставаться в тени.
До недавнего времени отношения между властью и гаражниками регулировались негласным пактом о ненападении: «Вы не трогаете нас, мы не трогаем вас». Представления гаражников описываются так: выживать необходимо самостоятельно, власть никакой вменяемой альтернативы предложить не может, а следовательно, и не имеет права (пусть и негласного) активно мешать.
Со стороны власти мотивация несколько иная. Муниципалы хорошо понимают, что любое давление на гаражников может вызвать социальный взрыв, чего у нас боятся больше всего. Впрочем, когда гаражная деятельность развивается настолько, что выходит за рамки выживания, власть получает неформальное право давления. В зависимости от города пограничная черта колеблется в пределах от 300 тыс. до 900 тыс. руб. месячного оборота гаражного предпринимателя — не важно, официально зарегистрированного или нет. После прохождения этой условной границы начинается активное давление с помощью разнообразных проверок, рейдов, предписаний, ограничений, жалоб правоохранителям и т.д. Цель — восстановление социальной справедливости, которую можно описать фразой одного из гаражников: «Дают выживать, но не дают разбогатеть».
Через
Если «выживающих» власть обычно о чем-то просит, от «поднявшегося» власть требует прямо, причем просят вполне конкретные люди: деньги дают тем, кто зарекомендовал себя как человек справедливый и кто действительно потратит их на обозначенные цели, а не положит себе в карман. Остальным могут и отказать.
Подобные неформальные механизмы взаимоотношений, сложившиеся в «гаражных» городах наподобие Ульяновска, Тольятти, Анапы или Москвы, до недавнего времени работали без сбоев. До тех пор пока гаражники не стали интересны властям более высокого уровня. Причина этого интереса — в банальном дефиците ресурсов, который вовсе не всегда является следствием кризиса. Скорее речь идет об исчерпании ресурсной базы, связанной с бюджетными взаимоотношениями, и необходимости включения независимых предпринимателей в пространство управления власти.
До недавнего времени власти обычно ограничивались работой с очевидным объектом, который принято называть малым бизнесом. Новые объекты управления создавались путем нашествия на разного рода ларечников, рекламщиков и пр. и перераспределения активов в пользу надежных «бизнесменов», связанных с властью. Гаражников этот процесс несильно затрагивал. Более того, их армия активно пополнялась как раз за счет бывших ларечников, рыночных торговцев, арендаторов рекламных щитов и прочих.
Ситуация изменилась с приходом того, что принято называть кризисом. Очевидный федеральный сигнал об усилении администрирования и поиске новых источников бюджетных доходов дошел до уровня региональной власти. С этого уровня тонкости взаимоотношений местных властей и промысловиков оказались не видны, а справедливость выглядит уже сугубо распределительной. Распределение исключает наличие независимых объектов, которые не попадают в пространство прямого воздействия власти. На этом фоне и начались попытки включить гаражников в понятное пространство управления, а в случае если это не получается — искоренить.
Где-то территорию ГСК начинают рассматривать как земельные участки благодаря интересу застройщиков, активность которых невозможно отделить от активности региональной власти. Где-то происходит процесс монополизации рынков, которые связаны с гаражниками, на основе правила «Кто не с нами, тот против нас». Где-то гаражников пытаются объединить в ассоциации.
Когда такие действия воспринимаются гаражниками как нарушение негласного пакта справедливости, возникает активное противодействие. Например, в Нижнем Новгороде борьбу гаражников против околовластных застройщиков возглавил местный депутат — председатель ГСК, вся деятельность которого основывается именно на отстаивании негласной гаражной справедливости. В Москве, в знаменитом ГСК «Наука», больше известном как «Шанхай», в ответ на угрозу «разогнать всех» стали действовали еще проще — выгоняли или не пускали проверяющих. В Пензе попрятали деятельность, вернув гаражам вид гаражей, за закрытыми воротами которых продолжили производство.
С учетом соблюдения негласного пакта власть стала действовать лишь в Ульяновске, пообещав гаражникам в обмен на легализацию в определенный срок и прозрачность деятельности конкретную помощь и поддержку, а также «гаражную амнистию» — упрощение процедуры оформления гаражных строений в собственность. Пока процесс не вызвал активного отторжения, что для города, где в гаражах занят каждый четвертый мужчина, немаловажно.
Как будет развиваться ситуация, напрямую зависит от того, на каком уровне власти будут проявлять интерес к гаражникам. В случае если он дойдет до федерального уровня и регионам придется реагировать и пытаться разрушить устоявшуюся систему взаимоотношений, последствия могут быть непредсказуемыми.