Демон пробуждается. Сборник. Книги 1 - 19
Шрифт:
Грейвис замолчал, и ему показалось, что вместе с ним смолкло все вокруг. Воцарилась такая тишина, что за стеной ясно слышалось ровное дыхание Петтибвы.
— Греди, — несколько раз повторила она, глубоко вздохнула и…
Тишина.
Искалеченное тело старого Грейвиса тряслось от рыданий. Потом он со всей силой стал дергать цепь, пока не вывихнул себе запястье. Жгучая боль заставила его привалиться к стене. Он кое-как поднес к лицу руку, чтобы вытереть слезы. И вдруг он резко встал. Грейвис даже не подозревал, что у него еще осталось столько сил. И сейчас он найдет
Он сосредоточился и для большего мужества вызвал перед мысленным взором образ мертвой Петтибвы. Потом он до предела натянул цепь с наручником, сковывавшим его вывихнутую руку. Не обращая внимания на боль, Грейвис продолжал тянуть. Металл наручника врезался в кисть, содрал кожу. Еще сильнее, еще. Он даже не слышал, как хрустнула кость. Словно дикий зверь, он с остервенением отрывал кисть собственной руки.
Через несколько минут жесточайшей боли кисть больше не являлась одним целым с его рукой. Напряжение спало, и у Грейвиса подкосились ноги.
— Не раскисать! — приказал он себе.
Грейвис вновь выпрямился и повернулся, чтобы ухватить болтавшуюся цепь. Протянув другую руку, он подпрыгнул и перебросил окровавленную цепь через голову. Цепь тяжело легла вокруг его шеи.
Стоя на цыпочках, он пока еще мог дышать. Вскоре ослабевшие ноги потянули обмякшее тело вниз, и цепь сдавила Грейвису горло.
Больше всего ему сейчас хотелось найти тот туннель и увидеть ожидавших его Петтибву и Греди.
— Я же говорил тебе, что он — злодей! — рявкнул брату Фрэнсису Маркворт, когда они оказались возле висевшего Грейвиса. — Но даже я недооценивал глубину его коварства. Лишить себя жизни! Какая трусость!
Брату Фрэнсису хотелось безоговорочно согласиться со стариком, но что-то в его совести саднило и не позволяло принять столь простое объяснение. Только что в соседней камере они обнаружили мертвую Петтибву, которая явно не накладывала на себя руки. Фрэнсису оставалось лишь предположить, что Грейвис узнал о смерти жены, это явилось последней каплей для истерзанного старика и он, лишившись рассудка, повесился.
— Это не имеет значения, — поспешно произнес Маркворт.
Увиденное все же несколько потрясло его. Впрочем, разве они с Фрэнсисом не обсуждали подобную возможность?
— Как я и говорил тебе наверху: им было больше нечего сообщить нам.
— Откуда у вас такая уверенность? — осмелился спросить молодой монах.
— Потому что они — слабые людишки, — рассерженно ответил отец-настоятель.
Он указал рукой на безжизненное тело Грейвиса.
— Вот тебе доказательство. Слабость. Если бы у них были какие-нибудь действительно важные сведения, мы давно бы вытрясли из них все до последнего слова.
— Теперь семья этой Пони мертва, — с тяжелым чувством заключил Фрэнсис.
— Пока она об этом не знает, нам сгодятся и их трупы, — язвительно сказал Маркворт. — Об их смерти — никому ни слова.
— Никому? — удивленно переспросил Фрэнсис. — Значит, мне опять хоронить их одному, как тогда я хоронил Греди?
— Потому и хоронил, что сам его угробил, — огрызнулся Маркворт.
Брат Фрэнсис поперхнулся и так и не нашел ответных
— Оставишь их здесь, — пояснил отец-настоятель, решив, что достаточно помучил своего подопечного. — Что здесь, что в земле — черви все равно их съедят.
Фрэнсис принялся возражать, но на сей раз осторожно. Однако, оглядевшись по сторонам, он быстро умолк. Здесь, в глубоком подземелье, запах двух разлагающихся трупов вряд ли будет особо ощутим и уж наверняка не очень отравит дух этого места. Его сильно задевало другое: какими бы ни были при жизни эти люди, теперь их тела бросили гнить даже без отходной молитвы. Хорошо, Грейвис — самоубийца. Но ведь Петтибва умерла своей смертью.
Фрэнсису пришлось напомнить себе, что и он не безгрешен. Его руки тоже запятнаны, и с этим обстоятельством, равно как и с другими, подопечному Маркворта нужно считаться. Волевым усилием он полностью выкинул мысли о Чиличанках из головы, вновь потушив тоненькую свечку сострадания.
Маркворт велел ему открыть следующую дверь, и от Фрэнсиса не ускользнуло, что отец-настоятель нервничает. Маркворт считал кентавра более важным пленником. Брат Фрэнсис выскочил в коридор с каменными закоптелыми стенами и земляным полом и направился к двери камеры Смотрителя, возясь на ходу с ключами.
— Убирайся, проклятый пес! Ничего ты от меня не узнаешь! — раздалось из-за двери.
Фрэнсис с большим облегчением вставил ключ и открыл замок.
— А это мы еще посмотрим, кентавр, — спокойно и злорадно процедил Маркворт. — Повязка у тебя с собой? — спросил он подошедшего Фрэнсиса.
Фрэнсис полез в карман и замешкался.
Трюк не удался. Маркворт протянул руку и забрал у него повязку.
— Вернемся-ка мы к нашим делам, — сказал весьма довольный отец-настоятель.
От беззаботного тона Маркворта у брата Фрэнсиса похолодела спина. Он вспомнил, как впервые увидел эту повязку на руке Смотрителя там, в развалинах Аиды.
ГЛАВА 28
СНОВА ГОБЛИНЫ
Когда Элбрайн, Пони и Джуравиль поднялись в Палмарисе на борт парома, над водной гладью Мазур-Делавала дул свежий ветер. Многие пассажиры с любопытством поглядывали на закутанного эльфа, но Пони вела себя так, словно Джуравиль — ее больной сын. А поскольку болезни были отнюдь не редкостью в благословенном Хонсе-Бире, страх перевесил любопытство, и никто из пассажиров не решался подойти ближе.
Впрочем, стонал Джуравиль не без причины: покрывало больно сдавливало ему крылья.
Матросы развернули паруса, и неуклюжий паром покинул гавань Палмариса. Поскрипывали снасти, волны ударялись о низкие борта судна. Пассажиры — их было более полусотни — разбрелись по широкой и плоской палубе, а команда из семи матросов привычно и неторопливо занялась своей работой. Этот паром годами плавал через Мазур-Делавал, делая при благоприятной погоде по два рейса в день.
— Говорят, на пароме можно узнать много такого, о чем не узнаешь на суше, — шепнул эльф Элбрайну и Пони. — Плавание страшит людей, и они, надеясь, что кто-то рассеет их страхи, бывают очень откровенны.