Демон пробуждается. Сборник. Книги 1 - 19
Шрифт:
Часть четвертая
СЕРДЦЕ И ДУША КОРОНЫ
Я никогда не думал об этом прежде, дядя Мазер, потому что никогда не видел в этом проблемы. И возможно, потому, что меня никогда об этом не спрашивали. В самом деле, король Дануб Брок Урсальский — король Полуночника или нет? Вот какой вопрос, с виду совсем простой, задал мне Шамус, но он застал меня врасплох, и я не знал, как на него отвечать. Сказал что-то, но в сердце своем не знаю ответа до сих пор.
Может, я бездомный бродяга? Мое детство прошло в Дундалисе, которого больше нет, даже если из его руин поднимется новая деревня. Я вырос и возмужал в Эндур'Блоу Иннинес, среди эльфов, и считаю их своими самыми дорогими друзьями.
Но семья?
Нет, в прямом смысле этого слова Белли'мар Джуравиль мне не брат, а госпожа Дасслеронд не королева. Я люблю Джуравиля как брата и с большим вниманием отношусь к распоряжениям госпожи Дасслеронд, но факт налицо — мы смотрим на мир разными
Вот почему Эндур'Блоу Иннинес, не является, да и не может быть моим домом, как бы я этого ни желал. Когда я вернулся в эльфийскую долину, мне даже не позволили туда войти. Джуравиль объяснил это тем, что я н'тол'алфар, и хотя я спорил с ним, убеждая, что мыслю не как обычный человек, мы оба понимаем, что он прав: Элбрайн-Полуночник, несмотря на все обучение у эльфов и любовь к ним, тол'алфар не является.
Итак, госпожа Дасслеронд не моя королева. Выходит, за недостатком других вариантов, Дануб мой король?
Нет, дядя Мазер, и думаю, что его отец не был королем тебе. Получается, что мы с тобой все же бездомные бродяги? Вряд ли. Мой дом здесь, в лесах Тимберленда, пустошах Вайлдерлендса, к северу от Хонсе-Бира, или в степях и горах южного Альпинадора, если пожелаю. Это еще один аспект жизни рейнджера, лишь недавно открывшийся мне. Дом — это ощущение, а не место; для рейнджера он может перемещаться от одной территории к другой, но никогда не бывает замкнут в четырех стенах. Мой дом здесь, в Тимберленде, потому что это ощущение возникает у меня всякий раз, когда я сюда возвращаюсь.
Выходит, не мне рассуждать о королях и королевах, империях и королевствах. Какой бы правитель ни распространил свое влияние на эти земли, это не имеет никакого значения; границы — вещь невидимая и существующая исключительно на карте, не в жизни. Они — всего лишь расширение своего «я», утверждение власти, средство обогащения. И все это одна видимость, потому что расширение своего «я» таким способом ложно. Власть не столько свобода, сколько ловушка, а богатство эфемерно.
Да, одна видимость, дядя Мазер, способ, с помощью которого один человек может дать почувствовать другому свое превосходство. Эвелин как-то рассказывал мне об одной крепости где-то на задворках Урсала. Она служила тюрьмой для тех, кто осмеливался порочить короля, и обычно дверь для этих несчастных открывалась лишь в одну сторону. Прошло несколько десятилетий, для тех же целей построили новую крепость, и надобность в старой отпала. Король великодушным жестом даровал ее какому-то герцогу, но тот долгие годы не знал, что ему с этим подарком делать. Конечно, в крепости не было больше пыточных устройств, она превратилась в довольно уютное местечко, но находилась очень далеко от Урсала, где этот герцог наслаждался всеми прелестями придворной жизни.
Но он был предприимчивым человеком, дядя Мазер, и часто, разговаривая с придворными, рассказывал о «великолепных видах», открывающихся из его поместья. Там такая красота, говорил он, жаль только, что нет времени поддерживать крепость в хорошем состоянии. Поэтому он предлагал ее в аренду — за просто умопомрачительные деньги. Одна эта бешеная цена возбуждала любопытство придворных, а хитрый герцог все продолжал нахваливать свои потрясающие «виды».
Виды! Он играл на суетности этих людей, для которых «дороже» всегда означает «лучше». По словам Эвелина, из-за аренды этой крепости не раз на дуэлях лилась кровь, а между тремя провинциями чуть не вспыхнула самая настоящая междоусобная война. Леди умоляли своих мужей устроить в поместье резиденцию, одинокие придворные желали заполучить бывшую крепость, чтобы приглашать туда дам, соблазняя их удивительными «видами».
В конце концов королева Хонсе-Бира потребовала у мужа, чтобы он вернул крепость себе; однако король, как человек чести, не стал отменять собственного решения. Вместо этого он арендовал у герцога крепость за тысячу золотых «медведей» в год.
И вот королева получила свои желанные «виды», те самые, которыми десятилетиями любовались враги короны.
Не правда ли, дядя Мазер? Богатство — это всего лишь вопрос восприятия, а яростное желание быть лучше других — не больше чем слабость. И король тоже угодил в ловушку, подхлестываемый мыслью о том, как подданные будут завидовать ему.
Для меня, дядя Мазер, нет ничего дороже свободы и моей любимой, Джилсепони. Свой дом мы будем носить с собой, куда бы ни забросила нас судьба, а все свои богатства хранить в душе и сердце.
И только два этих поистине бесценных сокровища — все, что на самом деле имеет значение.
ГЛАВА 22
СЕМЕНА МЯТЕЖА
Люди называли это «оттепель на Прогос» и, хотя такое случалось каждый год, почему-то всегда оказывались захвачены врасплох, покачивали головами и рассуждали о странностях погоды. В этом году, впервые за много лет, у них были все основания для подобных рассуждений. Весна обрушилась на Палмарис внезапно, в начале второго месяца года, целой серией буранов, начинающихся тяжелым влажным снегом, а заканчивающихся холодным дождем.
Зима, одна из самых теплых
Сопротивление постепенно набирает силу, с надеждой напомнила она себе, выходя из трактира на улицу. Совместными усилиями друзей Белстера, Колин, снабжающей их сведениями из вражеского лагеря, и бехренцев противники Де'Уннеро уже в большой степени контролировали городские улицы и доки. К открытым действиям пока не переходили, ограничивались лишь разговорами.
Пока. Да, они сеяли семена мятежа, насаждали и поддерживали отличающийся от официального взгляд на то, как церковь правит городом. Если дойдет до открытого столкновения — а Пони страстно надеялась, что так и будет, — епископ со своими приспешниками будут удивлены масштабом сопротивления.
Сейчас Пони быстро шагала на встречу с Колин Килрони. Жажда мести в ее душе не охладела, она по-прежнему была полна решимости в случае необходимости прибегнуть к каменной магии, магии Эвелина, чтобы обрушить свою ненависть на проклятых церковников, погубивших ее родителей и друзей.
Свернув в нужный переулок, Пони удивилась, увидев, что Колин не одна. Ее удивление лишь усилилось, когда она разглядела спутника Колин.
Она насторожилась и замедлила шаги.
Он прыгнул на нее и схватил руками за горло. Как и все монахи церкви Абеля, этот человек изучал боевые искусства, действовал уверенно и быстро.
Пони пошатнулась под обрушившейся на нее тяжестью и схватила его за руки, пытаясь оторвать их от своего горла. Пони заметила, что Колин мечется у монаха за спиной, но, не обращая на нее внимания, подсунула большие пальцы под руки монаха, согнула ноги и опустилась на колени, потянув его за собой. Теперь перевес сил был на стороне Пони. С силой повернув запястья, она разорвала хватку — и, продолжив это движение, могла бы сломать монаху руки.
Быстро встав, Пони развернулась и пяткой ударила его под подбородок, отшвырнув в сторону. Он поднял руки, отчаянно пытаясь защититься, но она уже метнулась вперед, словно смертоносная змея, нападающая на свою жертву. Последовал новый удар, на этот раз в переносицу, и из ноздрей монаха хлынула кровь.
Он начал падать, но Колин подхватила его, одновременно лишив возможности двигаться, — подсунула руку монаху под плечо и обхватила его за шею.
— Вижу, ты привела сюда доброго друга, — с иронией заметила Пони, поправляя одежду и угрожающе поглядывая на монаха.
Она сумела довольно быстро справиться со своей яростью — учитывая, что на нем была церковная ряса, — но решила, что убьет его, если он бросится снова.
— Это она, да, — пролепетал монах, заикаясь и сплевывая кровь. — П-п-подруга П-п-олуночника.
— Я это и без тебя знаю, — сказала Колин.
— И подруга еретика Эвелина, который украл священные камни и служил демону, — продолжал монах.
Колин фыркнула.
— Чего только про тебя не болтают, — сказала она, обращаясь к Пони. — Знаешь, девочка, ты нравишься мне все больше и больше.
— Ты не понимаешь! — воскликнул монах.
— Понимаю достаточно, чтобы отпустить тебя, — отрезала Колин. — Будет приятно посмотреть, как она вышибет из тебя дух. — Она перестала поддерживать монаха и отошла в сторону.
Человек заколебался, переводя взгляд с нее на Пони и вытирая рукавом бегущую из ноздрей кровь.
— Подруга Эвелина, да, — не стала отпираться Пони, засунула руку в карман фартука и швырнула монаху носовой платок. — Подруга Эвелина, того самого, который прикончил демона, что бы ваши магистры вам ни внушали. — Монах молчал, вытирая кровь и затравленно оглядываясь по сторонам. — Зачем ты привела его? — спросила Пони у Колин.
— Он недолюбливает Де'Уннеро, — ответила Колин. — Я подумала, раз у нас общий враг… Плохо ли иметь своего человека прямо в аббатстве? Мне даже в голову не приходило, что он так себя поведет. — Она пнула монаха ногой. — Я рассказывала ему о тебе, и он вроде бы был настроен вполне по-дружески.
— Это уловка, чтобы добраться до меня, — сказала Пони.
— Придется прикончить его. — Колин отстегнула от пояса кинжал и уткнула его кончик в спину монаха, отчего он тут же испуганно сгорбился.
— Я и впрямь не друг епископу, — пролепетал он.
— Тогда ты не друг и отцу-настоятелю Маркворту, — ответила Пони. — И гораздо ближе к Эвелину Десбрису, чем полагаешь.
— Коллегия заклеймила его как еретика и убийцу.
— Пусть твоя Коллегия катится в преисподнюю! — взорвалась Пони. — У меня нет времени объяснять тебе правду, брат…
— Брат Талюмус, — подсказала Колин, — которого я считала другом.
— Я и был им, пока не узнал, что ты в сговоре с преступниками, — полуобернувшись к ней, проворчал он.
— Странные слова ты употребляешь, если учесть, что ты пришел сюда, чтобы принять участие в заговоре против Де'Уннеро, — заметила Пони.
— Так мы убеждать его будем или убивать? — жестко спросила Колин.
Чувствовалось, что она не шутит.
— Не убивай его, — быстро ответила Пони.
— Как думаешь, удастся нам убедить тебя? — сказала Колин монаху в ухо.