Демон против люфтваффе
Шрифт:
На земле я удостоился похвалы, что умею держаться в седле.
— Борис, можно присоединиться в боевом вылете?
Он на секунду смешался, потом мотнул головой.
— А, ладно. Здесь привыкли, что с англичанами летаем. Заодно покажете свои приёмчики. Ждите!
Во время паузы познакомился с другими пилотами, из свежего пополнения. Большинство лётчиков — истребителей, встретивших войну в сорок первом, погибло, и у этих судьба трудная, но ни у одного из них нет в глазах робости. Попади эти ребята в КВВС, никто бы судорожно не проверял парашют, франки и цивильную одежду перед вылетом на континент. Трусов — точно
Через Кривощёкова рассказали мне разного интересного про Сафонова, как он ещё осенью, будучи старшим лейтенантом, подлавливал "Мессершмитты", чьи наездники не ввязывались в маневренный бой с И-16 либо с И-153. Брал с собой паклю с мазутом и зажигалку, после выполнения полёта над вражеской территорией отставал и подпаливал самодельную дымовуху. Немцы видят — ковыляет одинокий ястребок, дымит помалу. Только пристроились в хвост, Сафонов в вираж, пропуская фрицев вперёд, и вдогонку из всех стволов!
— Потом они разгадали и перестали ловиться на эту удочку? — наивно произнёс я.
Бойцы нахмурились, только комэск выдавил.
— Нет. Из штаба запретили. Опасно вроде как. Ты и сбивай побольше, и инструкции соблюдай. Со сбитыми бабушка надвое сказала — может получиться, а чаще нет. Под трибунал за нарушение дисциплины у нас попасть легче лёгкого.
То есть особый отдел страшнее Люфтваффе. Интересная логика.
— Можно подумать, ходить по кругу над Мурманском плотным стадом — безопаснее? Или истребителем бомбардировщики прикрывать, как амбразуру телом, не смея оторваться от них для боя?
На молодого лётчика зашикали. Так и до критики линии партии докатится, вдобавок — в присутствии империалиста.
— В сентябре сорокового немцы на "Мессершмиттах" тоже к бомбардировщикам начали жаться. Видно, приказ у них такой вышел. Потери бомберов над Лондоном не уменьшили, а нам жизнь облегчили изрядно, — смотрю, лица чуть посветлели от радости, что не только сталинские соколы получают идиотские команды сверху. — Со временем и в Красной Армии этот опыт будет учтён.
Но явно не в ближайшее время. Показательный боевой вылет, который для нас организовал майор, был как раз на сопровождение бомбардировщиков ДБ-3ф. Их плотным строем, чуть ли ни крылом к крылу, проводили "Харрикейны" из соседнего полка.
Учитывая иностранно — смешанный состав нашего отряда, Борис позволил вольность. Перед вылетом он спросил:
— Как лучше по — вашему? По — английски, четырьмя вытянутыми пальцами, или по — немецки, одна пара выше и чуть позади другой?
Я выбрал горизонтальную четвёрку. Во — первых, при облачности не выше двух с половиной тысяч метров лучше идти под самой кромкой облаков — немецкая этажерка верхней парой увязнет в тумане. Во — вторых, британской четвёркой легче управлять. Я "выучил" простейшие русские команды — вверх, вниз, направо, налево, атакуем, уходим, произнося их со смешным акцентом. В лучшем знании языка признаваться опасно.
Сафонов не одобрил. Он предпочитал на бреющем летать, шныряя между сопками как официант между столиками. Но согласился. Знай, как там выйдет, отказались бы. Но на войне разве угадаешь наперёд…
Четвёрка "сто девятых" вывались из облачности внезапно, словно обретя волшебную возможность видеть через облака.
Боевой контакт продлился какие-то мгновения. Вспыхнул "Харрикейн", секундой позже и "Мессершмитт" оказался в прицеле. "Китти" затрясся, а я вспомнил, насколько проще стрелять и попадать, если оружие установлено в фюзеляже, как в старой "Чайке". Кабина моментально пропиталась резкой вонью кордита — сгоревшего пороха. Лучше бы маску натянуть, несмотря на малую высоту, но некогда. Уклоняясь от града обломков, барабанящих по обшивке и остеклению, я увёл машину вверх, предоставляя возможность порезвиться Роберту, но тот не успел. "Мессеры" облюбованной мной пары газанули вниз, используя оставшиеся полтора километра высоты и проскакивая ниже бомберов, а там достать их не реально.
Я осмотрелся. От пары Сафонова тоже один удрал, но основательно пуская дым. Как минимум — повреждён. Но командир не бросился преследовать. Мы опять заняли место сзади и выше бомберов, Борис принялся кричать в эфир о месте падения "Харрикейна". Увы, это не Ла — Манш, нейтральной водной полосы нет. Если лётчик даже успел выпрыгнуть, он — на вражеской территории. Обидно другое: "Харрикейнов" двенадцать, никто из них не попытался активно отреагировать. Только мотнулись под пулемётными и пушечными очередями, потом ненавязчиво стрельнули вслед гуннам, из вежливости. Один "Харри" заметно пустил дым, повреждённый, но не покинул место. До чего их просто увидеть в небе, плотную массу! Нацисты, отделённые друг от друга двумя сотнями метров, куда меньше бросаются в глаза.
На обратном пути раненый "Харрикейн" отстал от своих. Сафонов приказал подняться над ним ближе к облакам и сопроводить. По привычке предполагать худшее, сказал Ивану, что майор просто решил использовать его как подсадную утку.
"Может быть, — не стал спорить партнёр. — Но ведь заодно прикрывает".
И истребители появились, только не немецкие.
Над "Харрикейном" пронеслась тройка ЛаГГ-3. Краснозвёздный дымящий истребитель, ковыляющий на восток, у них вопросов не вызвал. А четвёрка, висящая над ним, очень даже заинтересовала.
ЛаГГи проскочили вперёд, выполнили боевой разворот и рванули на нас в лобовую атаку!
— Вверх! — заорал Сафонов, и мы нырнули в облачность, подтверждая легенду, что фрицы уходят от "честного" боя.
Ближе к Мурманску, как назло, открылось пятно сравнительно чистого неба. И тут Борис, на мой взгляд, совершил ошибку. Вместо того чтобы спокойно вернуться в Ваенгу, подальше от тройки дурачья, он описал пологий вираж и лёг на обратный курс. Как объяснил потом на земле — хотел удостовериться, что "Харри" дотянет до аэродрома. И звено ЛаГГ-3 бросилось на нас вторично.