Демон ветра
Шрифт:
Куртка и рубаха на Морильо были распахнуты, демонстрируя Охотнику заляпанный кровью обнаженный живот. Однако, как определил Карлос, кровь эта текла из раны в плече; на животе никаких ран не наблюдалось. Острие меча касалось пупка Морильо, но не более. Матадор помнил об обычае, что описывался в изъятых у отступника книгах: церемониальное самоубийство посредством выпускания кишок – сэппуку, так кажется – упоминалось там почти на каждой странице. Меч в руке Морильо и его голый живот указывали на то, что ритуал сэппуку убийцей готовился, но до конца доведен не был – видимо, тому помешал упадок сил, но точно не малодушие.
Узкие
Бойцы собрались выйти на балкон вслед за командиром, но он приказал им оставаться на месте. Держа карабин наготове, Карлос рискнул приблизиться к истекающему кровью врагу. Охотник осознавал, насколько тот коварен – сущая змея, способная ужалить даже на последнем издыхании, – и все-таки Гонсалес не мог не подойти к еще дышавшему Морильо. На Матадора смотрели сейчас его братья-Охотники; что они подумают, если увидят, как командир проявляет нерешительность перед лицом умирающего врага или, того хуже, стреляет в него издалека?
А что в таком случае подумает о Карлосе сам Морильо, если, конечно, он еще в сознании? Что подумает перед смертью человек, свято соблюдающий принципы своей чести о трусливом враге, испугавшемся его даже поверженным?.. Впервые в жизни Охотника заботило мнение о нем грязного отступника – странно, но тем не менее так оно и происходило. Луис Морильо был не единственным, кого в этом мире не обошли стороной понятия воинской чести. И пусть у Матадора они являлись не столь категоричными, соблюдать их требовалось хотя бы из уважения к себе.
Карлос расправил плечи и, стараясь избавиться от излишней скованности, подошел к заклятому врагу. Он даже не побоялся наклониться и вынуть меч из руки убийцы, хотя вместо этого предпочел бы сейчас отобрать кость у голодного волкодава. Пальцы Луиса спазматически сжались, но рука так и осталась лежать в луже крови. Некогда грозный вояка безропотно позволил лишить себя оружия – других доказательств беспомощности противника Карлосу не требовалось. И все же ради пущего успокоения Матадор упер ствол карабина в грудь Морильо и извлек из внутренних карманов его куртки три коротких метательных ножа, торчащие рукояти которых Охотник заметил еще издали.
Веки отступника дрогнули, медленно опустились и снова поднялись. На глазах его выступила влага, отчего в них появилось некое подобие блеска. Жуткого нечеловеческого блеска, ибо взгляд убийцы продолжал оставаться мутным. Карлос не мог уверенно сказать, видит ли его Морильо. Лучше бы не видел – так спокойнее.
В обеденном зале хлопнула дверь. Сразу за этим раздался топот ворвавшейся туда группы Риккардо. Матадор повернулся к столпившимся в проходе Охотникам и дал знак, чтобы те придержали взбудораженных братьев и объяснили им, что все закончилось…
В следующую секунду карабин Карлоса рванулся у него руках так, будто был не бездушным оружием, а пойманной рыбиной. Отвлекшийся Охотник, и без того напряженный, вздрогнул и вцепился в карабин обеими руками. Палец Матадора рефлекторно метнулся на спусковой крючок…
…Но так и не нажал на него. Разумеется, Матадор испугался – да еще
Морильо не нападал и даже не пытался отобрать у Гонсалеса оружие; как сидел, привалившись к стене, так и продолжал сидеть. Только рука его, в которой до этого был зажат меч, судорожно вцепилась в ствол карабина и приставила тот к своей груди. Глаза Луиса, лишь мгновение назад бывшие глазами мертвеца, теперь глядели на противника с яростью и презрением. Лишенный меча отступник все равно был полон решимости умереть. Как видно, пассивно дожидаться прихода смерти, тень которой уже лежала на нем, он не собирался.
– Стоять! – окриком остановил Карлос кинувшихся было к нему братьев. – Все назад! Назад, я сказал!..
Братья нехотя подчинились и осадили, исподлобья взирая на грозного командира и схватившего его за карабин отступника. Морильо тем временем сверкнул глазами и шевельнул окровавленными губами. Он силился что-то произнести, но тщетно – Матадор расслышал лишь тихий сдавленный хрип. Впрочем, догадаться о том, что стремится сказать убийца, можно было без слов – его отчаянный поступок в пояснениях не нуждался.
Карлос смерил Морильо холодным взглядом, но ствол карабина у него так и не отобрал. Матадора переполняла ненависть: отступник убил и ранил нескольких его братьев, неоднократно одурачивал самого командира, дерзко убивая у него под носом титулованных особ, а сегодня едва окончательно не погубил жизнь и репутацию Карлоса Гонсалеса – одного из лучших Охотников Инквизиционного Корпуса. Имелись ли в его послужном списке пойманные отступники, которых он ненавидел сильнее? Наверное, нет.
Но с другой стороны, были ли когда-нибудь у Матадора враги, которых он действительно боялся и которые отняли бы у него столько сил и нервов при поимке? Иными словами, мог ли командир Пятого отряда похвастаться победами подобного калибра? Безусловно, существовали победы, что в свое время доставили Охотнику особое наслаждение, но все они меркли на фоне победы над Сото Мара.
После сегодняшней победы Карлос наконец-то узнал, что это – чувствовать себя победителем в затяжной войне с серьезным противником. И подарил ему подобное ни с чем не сравнимое ощущение вот этот узкоглазый демон Ветра, который просит сейчас своего победителя о последнем одолжении.
Гонсалес считал справедливой традицию, согласно которой поверженный противник обязан получать от триумфатора снисхождение. И пусть о победе Матадора будут знать немногие – как мало кто узнал когда-то о заговоре Старополли, – главное, что среди этих немногих окажется Его Наисвятейшество. О большем триумфе Охотник и не мечтал.
Что ж, проклятый Морильо, ты оценишь щедрый жест Карлоса Гонсалеса. Истинному победителю свойственно великодушие, и ты его получишь.
– Ты приглашаешь меня стать твоим кайсяку? – снисходительно осведомился Карлос, произнеся вопрос отчетливо, чтобы отступник обязательно понял его.
Морильо понял. При упоминании кайсяку дыхание его участилось, а узкие глаза расширились. Карлос готов был поклясться на Святом Писании, что хладнокровный убийца испытывает в эту минуту неподдельное изумление: слышать из уст Охотника такие слова! Отступник снова попытался что-то сказать и снова безуспешно, лишь закашлялся, поперхнувшись кровью.