Демоны без ангелов
Шрифт:
Оксана судорожно приткнула машину на Садовом – благо в выходной с парковкой тут была не такая мука-мученическая, как в день рабочий. Пока она возилась с парковкой, Михаил Финдеев неторопливым шагом поднимался вверх по Сретенке.
Оксана Финдеева быстро шла следом. Ей казалось, что она играет какую-то роль в шпионском фильме. Что это не за ним, а за ней – погоня. Михаил Финдеев свернул в Даев переулок.
В начале его у желтого особняка с покосившимся крылечком напротив паба, только открывшего свои двери гостям, толпилась молодежь. Студенты в джинсах,
Оксана еще издали прочла вывеску: «Театральная студия. Экспериментальная сцена».
Студенты толпились у дверей.
И тут Оксана увидела мужа. Пружинистым шагом барса он подошел, нет, подкатился к юной блондинке модельной внешности – худенькой как тростинка, загорелой и длинноногой.
Она радостно улыбалась и строила глазки. Михаил Финдеев по-гусарски сразу обнял ее за талию, она поцеловала его в щеку.
Потом снова поцеловала – уже в губы, не стесняясь.
И они о чем-то тихо и оживленно заспорили с видом заговорщиков.
Никогда прежде Оксана не видела мужа своего таким счастливым. Даже в тот день, когда объявила ему, что ждет их первого ребенка.
Шушу.
Михаил Финдеев, продолжая обнимать девушку за талию, повлек ее к дверям паба, за которыми они и скрылись.
Паб назывался «Лисья нора». В другое время название Оксану позабавило бы.
Да, в другое время, а сейчас…
– Желябова опять занятия прогуливает, – услышала она завистливый девичий голосок. – Какого-то папика упакованного подцепила.
– Он за ней и в «Щуку» заезжал, представляете, девчонки, спрашивает у меня: а где у вас тут артистки четвертого курса? Артистки…
– Тоже мне, артистка Желябова, звезда, б… – ответил другой девичий голосок – тоненький и злобный, комариный.
Это были студенты Щукинского театрального училища. Оксана Финдеева медленно пошла назад, к Садовому кольцу, к своей машине. Дома ее ждала больная дочь. В этот день она узнала даже больше, чем нужно.
Итак, муж сказал – оставим все как есть.
По совету отца Лаврентия, насчет которого ее больше так и не вызывали к следователю прокуратуры.
Муж сказал, она проглотила это молча.
А надо было что-то решать.
На что-то решаться.
Но пока у нее еще не хватало на это сил.
Глава 38
«Не звони никуда!»
Может, кому-то показалось, что все дальнейшее произошло слишком быстро.
Лавина событий.
Только не Кате.
Словно горячую головню сунули в муравейник, и все засуетились, забегали в уголовном розыске, во всем Управлении криминальной полиции – от начальника до юного лейтенанта. Ибо новость ошеломила. А дело… дело явно того стоило – так всем казалось.
Полетели звонки в областную прокуратуру, в Новый Иордан. Неповоротливый маховик прокурорско-полицейской машины начал раскручиваться все быстрее, быстрее, быстрее.
Катя находилась в самом эпицентре, но теперь уже одновременно словно и наблюдала за всем происходящим со стороны.
Она отлично
Она запомнила не только интонацию, но и взгляд при этом. Что там было на дне его серых глаз, смотревших на нее, на мир с легким прищуром.
Когда полковник Гущин объявил ему, что они вынуждены «задержать его в управлении до выяснения», его спутник – им оказался ведущий юрист фирмы «Веста-холдинг» Маковский – взорвался от возмущения:
– Да как вы смеете! Да вы знаете, кто это? Это же Владимир Галич! Как это задержать? Здесь, у вас? Это вам не какой-то урка с Казанского вокзала, это Владимир Галич – владелец холдинга, известный бизнесмен, сын известнейшего бизнесмена, активный участник проекта Сколково… Да вы что? Это что, наезд? Вы что тут, все обалдели или заказ отрабатываете наших конкурентов? Они спят и видят, чтобы против нас МВД и прокуратура начали копать! Да вы что?! Вы знаете, кому я сейчас позвоню?!
И тут всю криминальную полицию удивил, поразил полковник Гущин. Прямо в приемной, на глазах у собравшихся, он железной дланью прижал юриста фирмы к отделанной дубовыми панелями стене. И свистящим шепотом, нет… хриплым и гнусавым фальцетом Азазелло, предупреждавшего горемык из Варьете, отчеканил по слогам ту самую фразу:
– Не зво-ни ни-ку-да!
Потом наклонился и все так же веско развил свою мысль:
– Мы разберемся. А вой поднимешь, будет худо. Он у тебя Галич, хозяин «Весты», а второй – православный священник. А у нас убийство троих человек. Понял? Пресса пронюхает, знаешь что будет? Ты знаешь, что будет?
Маковский вырвался и поправил галстук
Да, да, да, может, кому-то и померещилось, что все свершалось вот так – брутально, быстро, почти молниеносно.
Только не Кате.
Когда из Нового Иордана привезли отца Лаврентия…
И Анну Филаретовну.
И бедную Лизу.
Странно смотрелась она, эта юная блаженная жена, в стенах Управления криминальной полиции – с плюшевым мишкой, своим верным спутником с заштопанным брюхом.
И потом, когда спешно примчались следователь Николай Жужин и эксперт Сиваков.
Когда они все собрались, сплотились – вся команда, опергруппа…
В нетерпении и ожидании, великом, почти священном азарте поиска и погони, в предвкушении новых, еще не виданных, не слыханных оперативных мероприятий по раскрытию ЭТОГО ДЕЛА.
Может, кому-то и померещилось, что все вершится – в эти самые роковые минуты, прямо у них на глазах.
Только не Кате.
Нет, она измучилась в ожидании.
Извелась от тревоги.
И еще от какого-то чувства, которое не опишешь словами. Но которое было столь сильным…
Их взгляд друг на друга, когда они встретились в приемной розыска лицом к лицу.
Похожие как две капли дождя, как две половинки одного яблока, как две слезы.
Черная ряса и черный деловой костюм от Гуччи не могли ничего изменить в их разящем наповал единстве, в их тождестве. То была лишь оболочка, и они могли скинуть ее, сменить. И тогда сам Бог не различил бы, кто есть кто.