Демоны без ангелов
Шрифт:
– Чтобы всем было хорошо видно, – Гущин уселся в кресло. – Так вот, дело у нас проходило по убийству солдата в Железнодорожном. Раскрыли мы его, свои же его вояки по башке тюкнули, а труп с территории военного городка выкинули на плотину. Там тело и обнаружили. Это девяностый год был, я как раз только-только перешел с Петровки в областной главк на повышение и туда выезжал лично. Так что плотину-то я помню, а вот окрестности – хоть убей. Сейчас воскресим в памяти.
На плазме возникло изображение – цветное отсканированное
Плотина над какой-то запрудой.
– Что еще есть? Труп не нужен, только панорама местности, – попросил Гущин оперативника за ноутбуком, выводившего изображение на экран.
Снимок крыши сквозь деревья. Потом снимок деревянной торговой палатки синего цвета с надписью «Молоко». За ним возник снимок узкого шоссе – бетонки, по обочинам заросшей кустами. Еще один снимок – забор каменный, покрытый гнойно-розовой штукатуркой с колючей проволокой поверху.
– Так крупнее, есть фото ворот? – Гущин подался вперед.
Возник еще один снимок – то же место, тот же забор с проволокой, только перспектива иная. Над забором виднелись верхушки елей и крыша – судя по высоте, особняк примерно в три этажа.
– А ворота?
– Больше снимков прилегающей местности нет, только фотографии места происшествия.
– Тогда делайте крупнее. Еще, еще… Вот тут у нас машины у забора припаркованы. Вот этот фрагмент максимально укрупнить – и в работу.
– Вообще, конечно, интересное сочетание названий в вашем списке, – сказал Жужин. – И все связано с радиацией. А у нас про Чернобыль речь. Из этой конторы звонили в приемную семью ребенка, интересовались анализами. А чем номера машин припаркованных помогут? Столько времени прошло ведь.
– Все равно проверим, кому машины принадлежали, кто туда ездил. Это снимки девяностого года, шарашка еще существовала. Может, всплывут фамилии сотрудников. Конечно, это долгий путь – придется запрашивать банк данных ГИБДД – архив картотеки, а это сведения двадцатилетней давности, тогда еще без компьютеров картотеку шлепали. Но все равно проверим. Через Академию радиационной защиты и НИИ радиационной медицины тоже сделаем запросы, но на ответы столько времени уйдет… В контору сделаем пару звонков, может, и с Лубянки что капнет, только на это надежды мало.
– А что это нам все даст? – Жужин сделал нетерпеливый жест. – Мне ведь либо обвинение предъявлять, либо… вы сами знаете.
– Когда занимаешься сыском, сынок, – снисходительно заметил Гущин, – наперед ничего знать нельзя. Считай, что мы делаем все возможное – ради НЕЕ, как ты тут недавно высказался. Ради Марии и этих двоих бедняг – Вероники и Сергея из Воронежа.
Катя снова хотела было сказать полковнику: а не худо вам самому поглядеть на Новый Иордан, вас там заждались. Но она промолчала.
Гущин ведь просил ее ОБ ЭТОМ держать язык за зубами.
Глава 45
Зарницы
Дождь
И все этой ночью – отмытое, чистое – сияло новизной и свежестью. Никакой грозы, никакого грома, лишь где-то там сверкали зарницы.
Катя, вернувшись домой в свою квартиру на Фрунзенской набережной, долго не могла уснуть – лежала, ворочалась в постели. Когда дождь прошел, она открыла балкон, смотрящий прямо на Москву-реку, раздвинула шторы.
Зарницы вспыхивали и гасли. Словно где-то работал мощный пульсар, сеявший сполохи на небе, словно там что-то тлело и чадило – неугасимо. Угли забытого костра.
Угли костра, зажженного в Ордынском лесу.
Отблеск тайного пожара в местах иных.
Ах, давно, давно это было. Так давно, что хоть и не забыто совсем, но забыто почти, с трепетом и страхом, вычеркнуто из повседневности.
Зачем это вспоминать? Ведь случилось и прошло, и если не кончилось, а все еще тлеет, горит, то это там, не здесь, далеко.
И ветер больше не носит над лесами радиоактивную пыль.
Говорят, тысячи лет пройдет… если он, конечно, случится, этот окончательный распад…
А дети, что были зачаты тогда, выросли, превратившись в мужчин – молодых и стройных.
Как те деревья в тех тайных лесах в той «зоне» – ясени и дубы, меченные радиацией, чью древесину нельзя использовать даже на дрова.
Катя лежала, скорчившись на постели, как младенец в утробе матери, сжавшись, стараясь не думать об этом.
Как это порой показывали по телевизору – серые многоэтажки, брошенные, зияющие провалами разбитых окон.
Карусель-колесо в парке, проржавевшее насквозь.
Кладбище пожарных машин, «Скорых», грузовиков, тягачей, танков, вертолетов, самолетов, автобусов, тракторов, экскаваторов – техника, которую оставили гнить там до скончания времен, пока металл и пластик, источающий радиацию, сам собой не обратится в прах.
Вот, пожалуй, и все… Все картинки Чернобыля – растиражированные и уже, как и все известное, успевшие набить оскомину.
Все, что знала и помнила Катя об этом.
Шприц, извлеченный из старой потрепанной «советской» сумки. Ампула с лекарством…
Ребенок на больничной койке с ручками, истыканными медицинскими иглами, покрытыми синяками, на которых уже места живого не сыщешь для очередной капельницы.
Кап-кап… это дождик…
Это слезы… Что вы знаете об этом?
Кап-кап… это жизнь капает…
Утекает по капле.
И только зарницы там в небе…
Вспыхивают и гаснут.
Обращаясь в ничто.
В главк утром Катя приехала в половине девятого, а в девять к полковнику Гущину явились адвокаты «Веста-холдинга» в полном составе под предводительством Маковского.