Демоны ее прошлого
Шрифт:
Одолжение на один вечер — так вернее. Поход в оперу оказался ничем не лучше его предыдущих идей.
— Здесь можно курить, — вспомнил он, заметив на маленьком столике пепельницу, и с горечью подумал, что хоть этому Нелл по-настоящему обрадуется. — Ложа хорошо вентилируется. И можно попросить принести вино и фрукты. Или какой-нибудь десерт.
— Спасибо, но… Возможно, позже.
Ответ относился к вину и десерту, закурила она сразу же.
Одновременно с тем, как запахло дымом, в зале приглушили свет, и началась увертюра. Нелл то смотрела на сцену, то скучающим взглядом обводила партер и ложи на противоположной
Оливер припомнил, когда и с кем была последняя война, и тут же уличил декораторов и художников в недостоверности: мебель и костюмы актеров не соответствовали той эпохе. Но ради глубокого декольте красавицы Изабо их можно было простить.
Да и сама постановка была недурна. Виртуозные арии в исполнении ведущих солистов сменялись шутливыми куплетами, драма главных героев — комедийными сценками, разыгрываемыми актерами, изображающими слуг. В другой ситуации Оливер следил бы за происходящим на сцене с интересом, но сейчас отвлекался то и дело на невеселые мысли. А те становились с каждой секундой все печальнее и печальнее, пока сердце не заныло от щемящей тоски, а в глазах не защипало от близких слез и табачного дыма…
Оливер стряхнул захлестнувшее его наваждение и, протянув руку над разделявшим их столиком, погладил Нелл по плечу. Когда она никак не отреагировала, поднялся с кресла и присел рядом с нею. Вынул из дрожащих пальцев сигарету, откинул вуаль с ее лица и, увидев блестящие от слез глаза, притянул Нелл к себе. Коснулся губами пульсирующей на виске жилки.
— Все хорошо, — прошептал так, будто хотел внушить уверенность в своих словах. — Хорошо. Успокойся.
— Успокоиться? — переспросила она, прижимаясь к нему сильнее.
— Да. Дамы в соседних ложах наверняка уже рыдают взахлеб. Скоро мы не будем слышать певцов за их стенаниями.
— Я?..
— Транслируешь, да. Зал оборудован артефактами, улучшающими акустику, и, если они помимо звуков усиливают эмоциональные всплески, оркестровую яму зальет слезами.
…Он нес полную чушь, целовал влажные веки и дрожащие губы, гладил ее плечи, руки, скользил ладонью по обтягивающему грудь шелку и в какой-то момент перестал чувствовать сминающуюся под пальцами ткань — осталась только женщина, нежная и ранимая, льнущая к нему в поисках защиты, настоящая, как в ту, их первую ночь. И целовала она его так же, как тогда, до боли впиваясь в губы, вонзая ногти в плечи так, что чувствовалось даже через одежду, но в этой боли растворялась бесследно тоска и мысли об одиночестве…
Потом отстранилась, переводя дыхание, и снова прижалась всем телом, спрятав лицо у него на груди.
— Хочешь, уйдем? — склонился к ее уху Оливер. — Прямо сейчас?
— И не узнаем, чем закончится история Федерико и прекрасной Изабо? — Нелл улыбнулась, подняв на него глаза.
— Это же опера. В конце они поженятся. Или умрут. Или поженятся, а после умрут…
— Или умрут, а после поженятся, — подсказала она.
— Не исключено. Толстяк в черном похож на некроманта.
— Это отец Федерико.
— Вот-вот. Чего не сделаешь для любимого сына.
Она тихонько
— Останемся и узнаем. Я никогда не была в опере. Это так восхитительно, музыка, голоса, вот и расчувствовалась, прости…
Он не обернулся, чтобы проследить за ее взглядом, устремленным явно не на сцену. Просто запомнил направление и угол. После, встав за ее плечом, начертил в пространстве вектор.
— Хочешь вина? — спросил, рассматривая людей в ложе на противоположной стороне: между двумя немолодыми дамами сидела девушка, совсем юная и хорошенькая, особенно на фоне маячившего за ее спиной старика.
— Воды, если можно, — попросила Нелл.
Достаточно было потянуть за шнурок, но Оливер вышел за дверь. Рядом как по волшебству появился человечек в зеленой ливрее.
— Стакан воды, будьте добры, и…
— И? — Человечек упрятал в рукав полученную банкноту.
— Узнайте, кто занимает ложу в третьем ярусе, слева от виконта Тротгара.
Воду принесли сразу же. Минут через пять после этого деликатно поскреблись в дверь.
— Интересующую вас ложу выкупил на новый сезон барон Лэйгин. Сейчас там он, его супруга и ее дальняя родственница, некая миссис Бин с дочерью. Мисс дебютирует в этом году в столице…
— И мать использует любую возможность вывести ее в свет, — себе под нос пробормотал Оливер. — Благодарю, любезнейший.
Эмилии — он помнил, как звали сестру Нелл, — шел пятнадцатый год. Самое время подумать о будущем, учитывая то, что девушка вряд ли обладала магическими способностями, ведь сама миссис Бин не принадлежала к одаренным, и второй ее муж был не из магов.
— Что там? — обеспокоенно спросила Нелл, когда он вернулся в ложу.
— Пустяки, — отмахнулся он. — Один знакомый догадался, что я здесь. Специалисту нетрудно отличить пустую ложу от закрытой, к тому же в день премьеры ложи не пустуют, наверняка ее сдали бы кому-нибудь. В общем, меня раскрыли, и в антракте придется подойти…
План созрел спонтанно и изобиловал недочетами, но в последние недели его посещали лишь такие идеи.
Женщина, выводящая в свет дочь, не просидит весь антракт, любуясь опущенным занавесом, она обязательно выйдет в фойе. Вряд ли у нее тут много знакомых, и не придется уводить ее из компании, достаточно вежливо поздороваться и попросить уделить ему минуту. Правда, знакомые здесь были у самого Оливера, те же Аштоны, помнится, собирались на премьеру, но он знал несколько действенных способов отвести даже самые внимательные глаза.
О чем ему говорить с Клариссой Бин, в прошлом — Клариссой Вандер-Рут, Оливер толком не представлял, но не мог упустить возможность узнать еще хоть что-нибудь о той, что сейчас сидела рядом и, повернув голову к сцене, смотрела из-под вуали совсем в другую сторону.
— Может быть, все-таки вина? — спросил он, когда прозвенел звонок. — Или мороженое?
— Мороженое, — согласилась Нелл. — Думаешь, у них есть клубничный сироп?
— Думаю, да.
Человечек в ливрее выслушал распоряжения, сказал, что есть и сироп, и даже свежая клубника, и испарился, предварительно заверив, что исполнит все в лучшем виде. А Оливер направился в фойе. Шел, укрывшись пологом иллюзии, превращавшим его не в невидимку, а в безликое, никому не интересное существо, обходил беспрепятственно столы с закусками и разносящих напитки лакеев, всматривался в лица.